– А мы? Мы тоже можем остаться?
– Да.
– Да? Ты имеешь ввиду – да?
– Ну да, да!
– И… – Атен глядел на него с подозрением, словно ища под снегом яму, как "нет" среди всех "да". – Мы все можем остаться? И нам не придется за это ничем платить?
Страж провел рукой по гладко выбритому подбородку, затем почесал затылок.
– Вообще-то, я никогда не слышал ни о какой плате. Все просто остаются.
– Достаточно спросить разрешение у Хранителя?
– Да. Но никто не будет против. Это просто знак вежливости… А, – затем, вспомнив что-то важное, страж хлопнул себя по лбу, – еще нужно принести клятву.
– Богу – покровителю города?
– Вот-вот.
Караванщики закивали, соглашаясь. В том городе, из которого они были родом, подобную клятву приносили все горожане, причем делали это в тот же день, когда проходили испытание.
"Город должен быть единым. Поэтому нужен один небожитель-покровитель для всех.
Порою никто, кроме Хранителя и жреца не знал Его имени, но это и не важно.
Главное, чтобы Он был, чтобы на Его помощь можно было рассчитывать, чтобы было кому молиться о помощи… А когда особенно любопытные спрашивали служителей, как молиться, когда не знаешь имени, – им обычно отвечали – "Называйте Его просто "господином", Он услышит вас и поймет к кому вы обращаетесь, поскольку связаны с Ним Клятвой покровителя…" И, все же, всем всегда хотелось знать, кто Он… " Евсей огляделся вокруг:
"Говорят: "Знак бога стоит на Его творениях", – вспомнил он старую пословицу, а затем присмотрелся повнимательнее к окружавшему его миру. – Госпожа Кигаль ценит лишь душу, Ей безразлична внешняя красота оборачивающегося в тлен. К чему украшать то, что, в конце концов, станет лишь куском льда? Единственное, что может сохраниться в снегах пустыни, это храм на вершине холма. Но не окружающие город стены. Зачем же их столь старательно украшать? Они слишком прекрасны для города богини смерти.
Господин Шамаш считает, что во всем должен быть смысл – в каждом камне, каждой возведенной над землей колонне. Если его нет – то труд напрасен. К чему строить башни? Отражать нападение разбойников? Но зачем, если единственная цель их прихода в город – стремление остаться в нем. Здесь же они могут получить это и без боя. И эти рисунки… Если стены предназначены для защиты, зачем их украшать?
Бессмысленно…
Госпожа Айя… Горожане не выбирают Ее покровительницей. Да и зачем Ей оазисы, когда в Ее распоряжении вся бесконечность снежной пустыни? " Он перебрал в памяти всех богов, которых знал, пытаясь понять, кто же мог быть господином Курунфа. В конце концов, решил: "Скорее всего это госпожа Инанна.
Чудесный сад. Прекрасный, похожий на алмаз, город. И кольцо – это ведь Ее символ…
Что ж, богиня любви – одна из старших богов, сестра повелителя небес и госпожи мира смерти. Правда, считается, что Ей не хватает Их мудрости, что Она – ветрена, непостоянна в своих пристрастиях, меняет друзей и врагов словно снежная змея кожу… Но… С другой стороны, у караванщиков вообще нет бога-покровителя".
И, решив, что ответ уже найден, он не стал спрашивать имя. Остальным же, в сущности, было все равно. Их самые заветные мечты исполнялись – жить в городе!
Наслаждаться красотой и теплом прекрасного оазиса, вместо того, чтобы скитаться всю жизнь по снегам пустыни! Да за это они были готовы заплатить чем угодно!
– Мы готовы поклясться даже Губителю! – вскричал дозорный за спиной хозяина каравана.
На него покосились неодобрительно, однако яростно возражать или испуганно шикать не стали. Зачем? Всем ведь известно, что город повелителя погибели – Куфа. И только Куфа.
Оглядев своих спутников, Атен понял, что многие из них готовы принести клятву прямо сейчас, боясь, что горожане передумают. Ведь было бы непростительной глупостью упускать шанс, который дается раз в жизни. И, все же… Самому ему почему-то не хотелось торопиться. Не то чтобы у него были какие-то сомнения, просто…
"Спешить тоже неправильно. Подобные решения нужно принимать, все хорошенько обдумав, а не поддаваясь первому впечатлению. Нужно увидеть Хранителя, поговорить со служителями", – рассуждал хозяин каравана.
"Побродить по улицам города… – вторил мыслям брата Евсей. – Сперва убедиться, что нам действительно тут найдется место… Место чтобы жить…" "Судьба каравана зависит от нас, – Лис тоже не видел причины для спешки. – И нам следует быть осторожными с принятием решения", – он слишком хорошо знал, сколь велика может быть цена ошибки, а ведь не случайно говорят: "Обжегшийся об огненную воду, дует на снег".
Тем временем они подошли достаточно близко к городу, чтобы, разглядев легкую полупрозрачную дымку, составляющую купол, понять: она не просто возвышается над стенами, но закрывает все: и их, и врата. Словно было недостаточно железных створок дверей и тяжелых кованных засовов.
Рядом с вратами на камне сидел человек, к которому, судя по всему, страж и вел караванщиков.
Остановившись перед ним, проводник на миг склонил голову в поклоне, а затем встретился с горожанином взглядом – и замер, не в силах отвести глаз. Впрочем, это длилось лишь мгновение, спустя которое страж резко повернулся на каблуках и зашагал прочь, не сказав ни слова на прощание.
– А… – караванщики только успели открыть рот.
– Странно… Он только что выглядел таким дружелюбным… – пробормотал Лис ему вслед.
– Может быть, здесь не принято прощаться… – пожал плечами Евсей. – И, потом, мы ведь только пришли и не собираемся уходить…
– У меня такое чувство, что он о нас просто забыл, – пробормотал Атен.
– А это важно?
Караванщики вздрогнули, услышав незнакомый голос. Они не сразу поняли, что с ними заговорил тот, кого гости приняли за служителя.
– Вообще-то… – не спеша с ответом, Атен взглянул на чужака. Это был почти столь же высокий, как и страж, мужчина. Плотно сбитый, он лишь самую малость уступал в плечах воину. Для служителя он был просто богатырем. Да и одет горожанин был не совсем обычно для человека его статуса. Это одеяние… Если его и можно было с чем-то сравнить, то, наверное, с халатом, который облюбовали для себя работорговцы.
Такой же длинный, до самой земли, запахнутый на правую сторону и не подпоясанный, но просто заколотый булавкой, он имел широкие рукава, по кроям которых серебряной лентой бежал узор, чем-то похожий на оберег. Этот узор, да еще и цвет – бледно-серый, – вот и все, что отличало его от одежды торговца рабами.
"Странный выбор для служителя, – Лигрен, так же не спускавший с незнакомца взгляда, чуть наклонил голову, не одобряя выбора горожанина. Ему, прожившему не один год рабом, было слишком хорошо известно, почему работорговцы одевались именно так. – Все для того, чтобы выгодней продать товар… Выглядеть толстяком, чтобы любая, даже самая бесфигуристая рабыня казалась рядом стройной и привлекательной… Рукава – чтобы прятать в них деньги. Ведь покупатели должны думать о товаре, а не о плате за него…" – и, все же, несмотря ни на что, бывший жрец ни на миг не усомнился, что перед ним именно – служитель.
Атен, вздохнув, провел ладонью по лицу, пригладил бороду:
– Нет. Важно лишь происходящее с нами, – наконец, проговорил он, отвечая на заданный вопрос.
Горожанин улыбнулся, не просто принимая ответ чужака, но одобряя его.
– Нам будет позволено войти в город? – спросил Атен, хотя, казалось бы, они получили уже нечто большее, чем простое разрешение.
– Все зависит от вас.
– От нас? – Атен растерялся. Ведь обычно гости бесправны.
– От вашего желания. Вашей мечты. Она привела вас сюда, позволила найти Курунф, пересечь грань оазиса. Стоит вам захотеть – и врата города сами распахнуться перед вами, – однако, видя, что гости, спеша проверить истинность его слов, двинулись вперед, служитель остановил их. – Только…
– Только? – вот теперь все насторожились.
– Улицы Курунфа не приспособлены для того, чтобы по ним шли повозки. Да и оленям там не место.
– Нам придется оставить их здесь? Но страж… Он ничего не говорил… А как же торговля? Наш товар… Мы могли бы устроить торговлю и здесь. Если, конечно, вы согласитесь… – заговорили караванщики, перебивая друг друга.