– Ну… – караванщик задумался. Разве он не хотел, чтобы дочь вошла в этот город вместе с ним? Хотел. Он просто не ожидал, что повозки придется оставить вне его стен. Тем более, что слово все равно так или иначе будет нарушено. Оно ведь было дано не на время, а пространство – "день до оазиса и день после". А раз караван никогда не покинет его… Все, что было нужно – оправдание тому, что он собирается сделать. А служитель… или даже сам Хранитель давал ему то, что он так искал. – Да, ты прав, – и караванщик решительно двинулся к повозке невест.
Он смотрел вперед, не оглядываясь, потому даже не заметил, что горожанин пошел вслед за ним. Впрочем, если бы он и увидел, не обратил бы внимания, не придал значения.
– Мати, – подойдя к пологу, позвал он дочь, – выходи.
Ответом ему была напряженная тишина.
– Почему она молчит? – удивленно приподнял голову служителя.
– Обет молчания, – процедил сквозь стиснутые зубы караванщик, – все так испугались, когда узнали правду о ней, что…
– Ничего, так может быть и лучше…
– Сейчас… Мати, ты можешь покинуть повозку. Ты ведь хочешь войти в город, увидеть его, верно? Так сделай это… Да, я велел тебе оставаться здесь. Но теперь изменил свое решение и велю выйти! Ты должна подчиниться мне! – Атен начинал злиться.
Одно дело спорить без посторонних и другое – на глазах у чужака.
"Что он о нас подумает? Что он обо мне подумает? Что же это за хозяин каравана, если ему не подчиняется его собственный ребенок?
– Мати! – он коснулся полога повозки. – Где ты там?
И вновь тишина. В какой-то миг караванщику показалось, что внутри никого нет.
"Ну вот! Конечно! И чего я, спрашивается, ждал? Что она подчинится? Послушается?
Сдержит клятву? Да разве она когда-нибудь так поступала? Неслух!" – промелькнуло у него в голове, в то время как пальцы сами собой стали сжиматься в кулаки.
– Мати! – не дождавшись ответа и на этот раз, он рывком отдернул полог. Заглянув внутрь, он заметил маленькую, сжавшуюся в комок тень, метнувшуюся в дальний угол повозки.
– Мне что, тебя силой вытаскивать! – караванщик, уже не сдерживавший себя, кричал, не думая о том, что этим лишь еще сильнее пугал дочь. Его больше заботило другое.
Виновато глянув на горожанина, он тихо проговорил: – Прости.
– Я понимаю, – служитель чуть наклонил голову в кивке. – Нет никого упрямее и своевольнее любимого и единственного ребенка… А того, кого баловал долгие годы, не исправить за краткий миг.
– Можно было бы оставить ее здесь, одну, в наказание, но… Подойди сюда! – велел он девушке, а, видя, что та отчаянно замотала головой, проскрежетал: – Если не хочешь, чтобы я тебя проклял!
На этот раз Мати подчинилась. Покинув свое убежище, она осторожно придвинулась к краю повозки, замерла, глядя на отца с отчаянной мольбой. Казалось, что она страшно хотела что-то сказать, объяснить отцу, но не могла произнести ни слова, держа данную клятву.
– Так, – Атен глядел на нее исподлобья, не желая ничего слышать. – Так. А теперь спускайся на землю.
Испуганно глядя на отца, девушка замотала головой.
– Ты…
– Подожди, караванщик, – вмешался горожанин. – Позволь мне поговорить с ней.
"Не дело чужаку вмешиваться в семейные дела," – подумал караванщик, зло глянул на дочь, затем – неодобрительно – на горожанина. – Однако, – вспомнив, что перед ним – возможно их будущий жрец или даже Хранитель – смирился:
– Ладно.
Горожанин хотел подойти поближе к повозки, чтобы было удобнее говорить, но, приблизившись лишь на шаг, заметил, что гостья задрожала, стала нервно оборачиваться назад, словно ища угол потемнее, чтобы спрятаться в нем.
– Спокойно, милая, – тотчас остановившись, горожанин поднял руки, показывая, что они пусты, – я не несу тебе зла. Все, что я хочу – чтобы ты вошла в наш город, увидела его красоту. Мати… Тебя ведь Мати зовут, да? Неужели тебе не интересно?
Тебе ведь интересно? Но ты думаешь о клятве, которую дала? Не можешь пойти против нее?
Девушка согласно закивала. Наконец кто-то ее понял! "Не могу! – читалось в ее глазах. – Пусть отец говорит, что освобождает меня от нее, но… Но ведь слово дала я, и… И будет неправильно…" -Милая, ты еще не прошла испытание. Не забывай этого. За тебя все решает отец.
Так установили боги. Тебе же небожители велят только одно – во всем ему подчиняться. Таков закон, единый для всех жителей земли. И если он считает, что ты должна забыть о клятве – так тому и быть. Я вижу, ты страшно испугана. Тебе не понятно, что происходит вокруг. Да, я понимаю: к нам приходило немало людей, рассказывавших удивительные вещи о тех чудесах, что творятся рядом с нашим городом. Это ничего. Чуда не следует бояться. Его ждут. Вот и с тобой происходит сейчас чудо. Ты – Творец заклинаний. О подобном большинство и мечтать не смеет, а для тебя это – просто жизнь. Не бойся, милая. В этом нет ничего страшного.
"Но все вокруг боятся меня, словно я…" -Ты благословенна, не проклята! Этот страх… Он лишь облако, случайно, по ошибке, от незнания забредшее на ясное синее небо света и радости. В нашем городе все понимают это. И никто не будет тебя бояться. Наоборот. Мы будем рады принять тебя в свою семью. И помочь.
"Но…" -Конечно, обучить тебя слову заклинаний могут только сами боги. Но мы поможем тебе пережить время ученичества легко и безболезненно… Мати, пойми: твой приход – большая честь для нашего города.
"Я… – страх в глазах девушки начал сменяться неуверенностью. Нет, она не сомневалась в словах служителя, который одним своим пониманием заслужил ее полное доверие. Просто… Имела ли она право так поступить? Ей не хотелось никого подвергать опасности. – Из-за меня и так всегда столько неприятностей…" -Мати, мы сможем защитить тебя от твоего страха.
Это стало последней каплей. Смущенно улыбнувшись горожанину, девушка двинулась к краю повозки. Она была готова соскочить в снег, хотела этого, уже мечтала о том, что войдет в город, какие чудеса увидит…
"Мне будет что вспоминать, сидя потом в одиночестве… И будет нечего бояться…" Но в последний миг остановилась. Вернее нет – что-то невидимое, властное остановило ее, удерживая в повозке.
Мати растерялась:
"Что это?" -Мати! Мне казалось, горожанин убедил тебя!…
– Подожди, караванщик, – прервал его служитель. Несколько мгновений он смотрел на девушку, словно спрашивая ее:
"В чем дело?" Затем же уловив ее полный отчаяния мысленный вскрик: "Заклинание! Я совсем забыла о нем!" – спросил:
– Ты не можешь сама покинуть повозку? Тебя удерживает…
– Что бы это ни было… – караванщик не дослушал его до конца. Зачем? "Она моя дочь! только моя! И лишь мне решать!" – Я сейчас! – с этими словами он взялся за деревянный край повозки, собираясь забраться внутрь, однако был внезапно остановлен какой-то силой. Попробовал еще раз – и опять та же преграда – невидимая, непроходимая, ведь как можно разрушить, разбить то, чего нет?
– Постой, караванщик… – цепкий взгляд служителя быстро осматривал все вокруг.
– Дай мне разобраться… Это заклинание…
– Заклинание! – в ужасе вскричал Атен, воздев глаза к небесам. "Ну конечно!
Девчонка не послушалась меня! И вновь навлекла на себя беду!" -Твоя дочь не могла его создать. Оно не из тех, которые боги подбрасывают своим смертным детям, играя с ними…
– Оно не причинит девочке вреда, – за их спиной раздался тихий, шуршавший, как ветер, голос.
Вздрогнув от неожиданности, хозяин каравана резко обернулся, однако, увидев говорившего, облегченно вздохнул:
– Шамаш!…Шамаш, – затем, обращаясь к нему быстро заговорил он, – это заклятие…
Ты произнес его?
– Да, – спокойно кивнул тот, потом добавил: – Я был вынужден. Иначе девочку не оставили бы в покое.
– Да, да… Я понимаю… И не осуждаю тебя… Но… – он взглянул на своего спутника. – Как же теперь быть? Заклинание будет действовать весь срок, и… Нам придется покинуть город, чтобы снять его?