– И ты дала согласие…
– Я не могла сказать "нет"!
– Конечно. Я понимаю: не прошедшие испытания не имеют права что-либо решать самостоятельно. Чем родители часто и пользуются, навязывая то, что они называют хорошей партией. Но… Но ты ведь не любишь его?
Услышав эти слова, Мати вздрогнула, ей хотелось воскликнуть: "Нет же! Как раз наоборот! Я люблю Его! Так сильно…Так…" Однако промолчала. Ведь иначе ей пришлось бы объяснять… А она не могла.
Между тем Киш продолжал:
– Если… Ты… Твое сердце не занято, и… В нем найдется место для меня… Я…
Если ты пройдешь испытание в нашем караване… Тогда ведь решение твоего отца не будет иметь над тобой власти… И… Но… Но я пойму, если ты откажешь мне…
Особенно если… Ну… Если за тобой придут из твоего каравана, прежде чем ты станешь частью нашего. Может быть… Вообще…
– Киш…
– Не говори сейчас ничего. Пожалуйста. Все, о чем я прошу: подумай над моими словами. И… И помни: что бы ты ни ответила, у тебя есть в этом караване друг.
Я… А сейчас мне, наверно, лучше уйти. Увидимся! – он смущенно улыбнулся ей на прощание и поспешно зашагал в сторону повозки холостяков.
А Мати глядела ему вослед с сочувствием. Девушке было жаль этого паренька. И еще сильнее – жаль саму себя. Она со всей ясностью и очевидностью понимала безвыходность своего положения. Это чувство… Ничто, даже страх, не был способен с ним сравниться.
Нет, она и не рассчитывала стать женой небожителя. Иногда мечтала, но всегда понимала, что это невозможно. Однако, влюбившись всем сердцем в бога, разве могла она теперь хотя бы подумать о том, чтобы стать женой простого смертного?
Обычная жизнь. Как у всех…
Когда-то, в окружении сказки она мечтала о чем-то подобном, но сейчас, столкнувшись лицом к лицу с этой ожившей мечтой, ей стало страшно. Именно страшно. До дрожи, паники и отчаяния. Потому что Мати не хотела и думать о том, что ее жизнь будет обычной, такой же, как у всех окружающих, что в этой жизни не будет места чуду, сказке, магии… Не будет уже никогда…
"Потому что это обычный караван… Нет, конечно, я могу сохранить чудо в своей душе, но только отказавшись от обычной человеческой жизни. Ведь если я откажу Кишу, вряд ли кто-то ко мне еще посватается. Решат, что я слишком гордая… А если я соглашусь…" – вздохнув, Мати качнула головой. Стянув с руки варежку, она, не чувствуя холода, поднесла ладонь к лицу, потерла щеку, по которой так и не потекли слезы.
Она просто не знала, что делать. Единственное, что она сейчас могла – оставить все, как есть. И подождать: может быть, все как-нибудь само собой образуется.
Глава 13
Над пустыней в диком, безумном танце носились ветра, вырывая белые клочья из густого мехового одеяла, укрывавшего уснувшую вечным сном землю. В посеревших небесах не было видно ни прощальных ало-огненных лучей заходящего солнца, ни молочного, медленно текущего света луны. Да и вообще, во всей этой чехарде и метании среди сгустков не то дыма, не то тумана, было трудно понять, что это, над головой – действительно небеса или продолжение земли, которая, в отсутствии горизонтной грани, не скрывалась за ней, а загибалась вверх, заполняя собой все вокруг.
– Задерни полог! – донесся до Мати недовольный голос Нани. – Нам холодно!
– Лампа горит так ярко, что способна согреть… – начала оправдываться девушка.
Действительно, в повозке, несмотря на то, что полог был задернут не достаточно плотно, оставляя узенькую щель, к которой и приникла чужачка, не ощущалось даже дыхания прохлады. Однако никто не собирался ее слушать:
– Задерни, тебе говорят!
Вздохнув, Мати послушно выполнила приказ, затем повернулась к спутницам… И в тот же миг ее сердце сжалось от боли, глаза наполнились горючими слезами обиды, а душа застонала от жуткого чувства одиночества, приправленного нервным привкусом обиды.
Те, с кем она была вынуждена делить повозку невест, дождавшись, пока чужачка выполнит их команду, демонстративно, прямо перед ее носом задернули внутренний полог, отделяя ее от себя. Теперь она не могла видеть их, лишь слышала приглушенные голоса, шепот и смех. А ведь это так неприятно – знать, что говорят именно о тебе, не сомневаться – что опять какую-то гадость, и не иметь никакой возможности защититься от враждебных упреков.
Мати упрямо поджала губы. И чего ради она должна оправдываться, когда ни в чем не виновата? Да и какой смысл? Кто станет ее слушать? А даже если услышат, лишь воспользуются ее словами, чтобы еще раз обсудить, посмеяться, обидеть.
"Лучше молчать, – Мати сжала кулаки, – сидеть в сторонке и молчать, не давая им повода. И вообще не замечать их. Словно их и нет вовсе. Никто ни о чем не говорит. А кто и говорит – то не здесь и не обо мне…" Шло время. Одно мгновение, другое, третье… Мысли, приходившие в голову, были одна мрачнее другой.
"Нет! – наконец, не выдержав, мотнула она головой. – Нужно чем-то занять себя, иначе я точно свихнусь! Вот только чем?" Право же, было множество вариантов. Убежать в снега, например.
"На метель-то глядючи? – эта мысль была слишком резкой даже для нее. – Уходить нужно только имея на то вескую причину, – твердо знала она, – также как и призывать госпожу Айю… В сущности, это ведь одно и то же, – во всяком случае, так было для нее. Мати верила: – Богиня снегов не прощает злоупотребляющих Ее благосклонностью, навязывающих Ей себя против желания небожительницы… Если бы Она хотела, чтобы я ушла в снега, то давно позвала бы меня, зная, что я услышу Ее зов… Услышу… Подожди-ка! – ей пришла в голову занятная идея. – Я ведь Творец заклинаний… Во всяком случае, дома все так считали… Наверное, это была мечта… Ну… Кого-то из каравана… Вообще-то, она не должна была исполниться, потому что браслет Эрры защищает меня от чар Его слуг, но… Ладно, давай считать, что я все-таки Творец заклинаний, – так было нужно для продолжения рассуждений. – Если я сложу заклинание…" Эта мысль показалась девушке не просто интересной – дельной. Сначала Мати думала обратиться к госпоже Айе. Она была почти уверена, что сможет убедить богиню снегов позволить ей вернуться в свой караван.
"Матушка метелица ведь не хочет моей смерти. А тут я умру, точно умру! И даже скорее, чем в снегах пустыни. Потому что… " – Мати всхлипнула. Ей было очень плохо в чужом караване. Хуже было разве что в драконьем городе, и, особенно потом, на пути из него. С тем ничто не могло сравниться. И девушка ничуть не сомневалась, что даже в подземных пещерах мрака ей было бы лучше.
"Если бы… Если бы небожители сказали тогда: "Покинь свой караван – раз и навсегда, и ничего из того, что должно случиться, никогда не произойдет", я бы, не медля ни мгновения, так и поступила. Но сейчас, когда я, наоборот, должна быть в своей повозке… – она поджала губы. – Это нечестно!" Однако… Мати была достаточно взрослой, чтобы понимать – в жизни слишком много несправедливостей.
"Нет, если с кем из небожителей я и хочу поговорить, так это с Шамашем".
Действительно. Как она не подумала об этом раньше?
"Он, должно быть, беспокоится обо мне. Ведь я исчезла, никого не предупредив. И не важно, что я не собиралась никуда уходить, скорее даже наоборот, но… – но, если подумать, это ее не извиняло. – Мне просто необходимо найти способ сказать Ему… – и Мати решилась: – Попробую сочинить заклинание для Шамаша. Нет, – она покраснела, поняв, что сморозила глупость, – не заклинание, конечно – молитву.
Заклинают ведь тех, кого хотят подчинить себе – демонов, духов и призраков.
Богов же молят. Особенно Шамаша… Может быть, Он услышит меня, поймет, как Он мне нужен… Что я… Что я на все готова, лишь бы Он позволил мне вернуться…
Даже идти тенью последней рабыни. Лишь бы…" В ее глазах блеснули слезы. Рука же, пошарив рядом с собой, натолкнулась на свиток – Гареш еще в первые дни дал ей несколько листов чистой бумаги и угольный карандаш, чтобы она могла записывать все, что покажется ей важным. Только у нее никак не доходили руки. До сих пор…