"Что ж…" – пожевывая губу, Мати несколько мгновений размышляла, теребя край листка, затем развернула его.
"Я непокорна и горда
Была всегда…
Слова стали складываться как-то сами собой, одно цеплялось за другое так, словно вместе с ним и родилось.
С тобой – всегда.
Я презирала слово "нет"…
Ну что за блажь! Ну что за бред!
Я обходила стороной
Тебя луной… Ох, бог ты мой,
Виной всему любовь и страх.
Что будет все совсем не так,
Как мне б хотелось, что придет
Разлуки год, обид черед:
Что мы расстанемся, когда
Растает день мой без следа…
Но нынче мне уж все равно,
Что было сном, что будет сном.
Я об одном прошу: "Позволь
Мне быть с тобой, любимый мой!" Она старательно выводила символ за символом. Их рисунок был четок и красив.
Удивительно, обычно у нее получалось все совсем не так – словно ветер чертил по покрову снегов. А тут…
"Наверное, что-то действительно получилось… – в глазах Мати была грусть. – Только не молитва. Так объясняются в любви, а не… Эх! Вечно у меня все не так, как нужно! Что с предсказанием, что с заклинаниями… И правильно, что у меня нет настоящего дара Хранителя. Если бы был, я б умудрилась натворить столько бед…!
Хотела бы согреть, а вместо этого спалила бы все к демонам!" – ее пальцы быстрым, заученным движением свернули свиток, рука засунула его поглубже под подушку.
Сначала она хотела взять и сразу же порвать лист, но потом пожалела.
"Пусть это не молитва, но тоже что-то… что-то, в чем теперь живет частица меня…" Несколько мгновений Мати сидела, бездумно глядя в пустоту и теребя край одеяла.
Потом, забыв о том, сколько ей лет, девушка сунула палец в рот и начала сосредоточенно грызть ноготь, совсем как маленький ребенок, еще не доросший до того возраста, когда родители начинают шлепать за это по губам, отучая от дурной привычки.
Вокруг воцарилась тишина, в которой был слышен лишь хруст снега да скрип повозки.
"Девчонки, наверно, уснули… – решила Мати. – Странно, ведь еще рано, а они обычно засиживаются до полуночи, шепчась о чем-то…" – она не стала добавлять – "мешая мне спать", – хотя это было именно так.
Она была не такой, как Нани и Инна. И эта несхожесть проявлялась подчас в самых неожиданных вещах. Вот, например: Мати всегда ложилась рано, еще на закате, сразу после ужина. Но так же рано и вставала – землю еще укутывала ночная мгла, в которой величественной госпожой шествовала по небу луна, и было еще далеко до рассвета. Чужачки же, наоборот, казалось, только вечером и начинали жить: что-то делали, обсуждали, бегали в гости или звали к себе. И при этом бывали очень недовольны, когда Мати случайно будила их до полудня.
Это было так неудобно – подстраиваться под них! Ей никак не удавалось выспаться, она чувствовала себя все время разбитой, полусонной, и Мати даже начало казаться, что ей перестали сниться сны потому, что она просто не успевала заснуть к их приходу, вновь и вновь опаздывая на встречу.
"Может быть, сегодня, наконец… " Она осторожно приоткрыла полог повозки, выглянула наружу. Ветер стих. И даже немного потеплело. Дыхание снегов было свежим, дурманящим и таким спокойным, что Мати не смогла сдержать зевок.
"Как же мне хочется спать! " – она чувствовала себя так, словно за месяц, проведенный в чужом караване, ни разу не сомкнула глаз.
Мати быстро надела полушубок, натянула на ноги валенки со снегоступами.
"Выскочу на мгновение, а потом сразу спать".
Она торопилась, мечтая о сне, придумывая на ходу, что бы ей могло присниться.
"Сказочный мир. Полный чудес… Такой, как тот, в котором я была на день рождения… Вот бы вернуться во сне в тот день, пережить его еще раз, с самого начала – того мига, когда я проснулась, и до позднего вечера, когда, усталая, уснула, прижимая к груди Шуши… Тогда все было иным… Я была иной… Мир казался таким прекрасным… Несмотря на все беды, которые жили в нем… " Мати была почти уверена – если ей удастся заснуть, думая об этом, она сможет призвать свой сон-мечту. Нужно было только очень постараться, не потерять нить, сохранить чувство, которое полнило сладостью дух.
"Это не сложно, – подбадривала она себя, быстрой серой мышкой забираясь обратно в повозку. Одна рука поспешно задернула полог, в то время как вторая уже расстегивала одежду, – у меня все полу…" – она замерла на половине слова, половине движения, едва увидела чужачек, сидевших на ее одеялах. Нани держала в руках только что вытащенный из-под подушки свиток.
– Отдай! – дико вскрикнув, Мати бросилась к ней, но Инна схватила ее за руку, останавливая на половине пути. Девушка попыталась вырваться, но тщетно: удивительно, какой силой оказалась на деле та, которая виделась всего лишь красивой дурочкой.
Она забилась зверем, нанизанным охотником на копье, а ее спутницы по повозке только смеялись.
– Посмотрим, что тут у нас, – Нани начала разворачивать свиток.
– Не смей! Это мое! – кричала, продолжая сопротивляться, Мати. – Боги…
– Боги? – брови Нани приподнялись в наигранном удивлении, в то время как ее губы скривились в усмешке. – При чем тут боги?
– Они покарают вас!
– За что? Мы не совершаем ничего предосудительного!
– Вы… Вы крадете…
– Она еще оскорбляет! Ты слышишь, Инна?
– Да, – процедила сквозь стиснутые зубы ее подруга, которой с каждым новым мигом становилось все труднее удерживать чужачку. Но она тоже не собиралась сдаваться.
– Если кто-то что-то записывает, значит, хочет, чтобы прочли другие.
– Нет!
– Не нет, а да! Какой иначе смысл переводить драгоценную бумагу, созданную силой Хранителя?
– И вообще, – подхватила ее мысль Инна, – все слова, которые обрели знак, не просто могут, но должны быть прочитаны! Это их предназначение!
– И наше тоже!
– И нам уже давно пора выполнить свое предназначение! Читай, Нани!
– Нет!
Но караванщицы только презрительно фыркнули. Они играли. И эта игра казалась им все более и более забавной.
– Читай же, Нани! Не томи!
– О да, я готова!
"Я непокорна и горда
Была всегда…
– Забавно! Это что? Легенда о самой себе?
Я об одном прошу: "Позволь
Мне быть с тобой, любимый мой!" -Нет, подруга, это не легенда, это – признание в любви!
– Потрясающе! Любовь – и легенда! Такого не было со времен великого Гамеша!
– Тогда все было наоборот. Он любил, и…
– И вообще – тогда это было…
– Ведь это был Хранитель.
– И не простой Хранитель.
– А тут…
– Фу-фу!
– Фу! Кому это может быть интересно?
– Да никому!
– Вот только… Хотелось бы мне знать, в кого это влюблена наша загадочная гостья?
– Какое вам дело! – процедила сквозь зубы покрасневшая от ярости и смущения девушка.
– Просто так!
– Просто так!
– А, вообще, это ведь не важно, правда, Инна!
– Конечно, Нани! Это должен быть кто-то из ее родного каравана. А, значит, она никогда не вернется к нему.
– И если останется здесь, то выйдет за другого.
– Точно! Даже если будет против! Хозяева каравана не упустят шанса породниться…
А-й! – Инна вскрикнула от боли. – Эта мышь еще и царапается! – выпустив чужачку, она быстро поднесла руку к вспыхнувшей огнем щеке, взглянула на ладонь – она испачкалась алым. – До крови! – взвыла девушка. – Если ты изуродовала меня… – Инна оттолкнула от себя девушку с такой силой, что та, отлетев в угол повозки, ударилась спиной о край сундука так сильно, что ей в какой-то миг даже показалось: внутри что-то лопнуло, сломалось, залив сознание жуткой болью.
А Инна уже была рядом.
– Да я тебя…! – ее пальцы вцепились в волосы.
– Остынь! – вынуждена была прикрикнуть на подругу Нани.
– Но она изуродовала мне лицо! – та была взбешена и готова на все.
– Нет!
– Что нет? Ты видишь это? – она сунула руку прямо в лицо своей спутницы.