– Хотя бы с амиром поговорю, но… Наверное, он не поверит.
Радхан внимательно выслушал юношу.
– Царевич, это вполне объяснимое волнение. Но я уверен, беспокоиться не о чем – с нами будут наши гвардейцы, встреча на нашей земле, в нашем дворце. У карагартской царицы поводов для беспокойства несравнимо больше, чем у тебя.
– Радхан, пойми… Дело не в тревоге, а в чутье. У меня есть особенное чутье, когда я точно знаю, как следует поступить. И сейчас я могу поклясться, что нельзя туда ехать!
– Возможно, и вправду царское чутье… Если и так, то ты мудро поступаешь, обсуждая предчувствие со мной, а не с дедом. Сейчас у тебя есть шанс доказать ему, что ты ключ к будущему династии Сакхара, а не ее проклятие. Не упусти его!
Тревожные предчувствия терзали и первого амира. На многие вопросы он не находил ответов: переговоры о династическом браке, да еще во время войны, – процесс небыстрый и очень официальный. Почему же он, первый амир, узнал о нем только сегодня, когда все уже было решено? Почему Нардх не спешит объявить жителям Ульма с царского балкона о том, что наследник Сакхара женится на наследнице карагартской короны? Почему еще не начаты приготовления к приезду царицы и ее дочери? Обычно к визиту таких гостей начинают готовиться за несколько месяцев…
Может, царская свадьба и не планируется? Не иначе как Нардх затевает гостеубийство в Дорожном дворце. Поэтому процессию и будет сопровождать один из самых верных царских псов, Марвин Шалес, не славящийся излишней щепетильностью в вопросах чести. Но царевичу лучше об этих соображениях не сообщать: юноша верит в неукоснительность Кодекса ульмийского воина, и рано ему в нем разочаровываться.
Чем ближе подъезжали они к южному Дорожному дворцу, тем больше холод тревоги сковывал Вальдераса, тем острее он чувствовал себя загнанным зверем, которого заставляют бежать прямо на копья охотников, не оставляя ни шанса, ни надежды на спасение.
Спокойная дорога, присутствие друзей рядом, хорошая погода, надежные и проверенные гвардейцы – все это казалось лишь иллюзией безопасности, и Вальдерасу потребовалась вся сила воли, чтобы не развернуть коня и не ускакать прочь, подальше от Дорожного дворца, деда, наследной короны… Пожалуй, сейчас бы он выбрал казарму. На коротких остановках около лошадиных поилок Вальдерас вновь и вновь обводил углем то на правой ладони, то на левой руну Таф – это немного успокаивало и позволяло ненадолго отвлечься от панической дрожи, охватывавшей все тело.
– Что это, царевич? – внезапно подошел к нему Марвин, пытаясь разглядеть руну.
Вальдерас даже не успел придумать ответ: та самая сила, которая сковывала холодом его тело, теперь сжала обе ладони в кулаки и скривила губы в стеснительную улыбку, будто его застали за непристойным делом.
– Да так, Марвин, детские суеверия, пора от них избавляться…
Когда они наконец-то добрались до дворца и настал час встречать гостей, ужас достиг апогея: Вальдераса тошнило, в глазах темнело, боль обручем сжимала виски.
– Совсем худо? – встревожился Рагдар.
– Я чувствую приближение чего-то очень страшного, словно на нас уже пала тень Смерти. Никогда ничего подобного не испытывал. Я хочу, чтобы вы трое надели под одежду кольчуги. Оружие возьмите все, какое сможете. Пусть Бальвир проследит, чтоб наши лошади оставались стреноженными. Не вздумайте ничего пить и за праздничным ужином ешьте только яйца. И не уходите с женщинами.
Немногочисленный по сравнению с отрядом Вальдераса кортеж Альманты из династии Тарниф состоял из вооруженных халитов и Смертных Сестер. Возможно, у царицы и в самом деле было больше причин для беспокойства, чем у него, но тревога не покидала юношу.
Халиты, возглавлявшие карагартскую процессию, разошлись на две стороны, и вперед выехали всадницы – сама царица и ее дочь.
В тот момент, когда Вальдерас увидел свою невесту, он забыл обо всем: о чутье, об осторожности, о правилах. Глядя в ее лицо, исполненное гордости, в ее медовые глаза, непривычно светлые для жителей царств Реки, юноша испытывал незнакомое чувство. Оно превратило в воду его мышцы. Жар, охвативший Вальдераса, можно было бы сравнить с тем, который поднялся из самых глубин, когда они с Рагдаром впервые подглядывали за девичьим купаньем или когда он первый раз ласкал девушку. Но те любовные игры не вызывали в нем и доли того волнения, которое сейчас подступило к горлу.
Ассанта не походила ни на дочерей вельмож, ни на жен простолюдинов. Ее грудь закрывала кираса с золоченым изображением луны, а на поясе был меч. Дева-воин и царь-дева! «Карагартская династия исконно управляется царицами, они верят в свое происхождение от Защитницы, – вспомнил Вальдерас рассказ первого амира. – Верят, что царица являет себя в трех женских ипостасях демиурга: когда она становится матерью, она – Создательница, когда вершит судьбы подданных – Хранительница, а когда воюет – Защитница. Но это не всё: карагартцы верят, что царевна Ассанта – Воплощенная Защитницы, как Кшартар был воплощением Создателя».