Завершив церемонии царского приветствия, гости и хозяева проследовали в пиршественный зал. Ассанта поравнялась с Вальдерасом. Она склонилась к его уху, и тот вдохнул терпкий запах ароматического масла. Нежные губы почти коснулись его кожи и горячо прошептали:
– Не надейся когда-нибудь развести мои колени.
И она последовала за матерью, уже не оглядываясь на него.
Традиционные ритуалы знакомства будущих царственных родственников, обмен учтивыми репликами перед тем, как рассесться за столом… Вальдерас все делал в точности так, как учил его первый амир, но мыслями метался от обжигающего чувства к Ассанте до леденящего предчувствия смертельной угрозы. Единственная неформальная реплика царевны связала воедино вспыхнувшую страсть и предчувствие смерти.
– А я гляжу, царевич и его друзья не очень хотят разделить с нами трапезу, – вывел Вальдераса из задумчивости голос царицы Альманты. И пока он лихорадочно искал достойные слова для ответа, та продолжила: – Чутье подсказывает тебе, что наша встреча кончится не свадьбой. Ты не мог не приехать, но пытаешься предотвратить сегодняшний финал. Понимаю.
– Какое чутье, царица?
– Царское чутье, царевич. Тебе дано слышать разговоры демиургов о нашей судьбе. Ты не различаешь слов, но догадываешься об их значении. Это свидетельствует о царском происхождении еще красноречивее, чем внешнее сходство с отцом.
– И какой же финал я предчувствую? – хрипло спросил он ее.
– Ты не хуже меня знаешь какой. Лучше я расскажу о начале. Твоя мать была рождена Даэррой Атальпас. Именно на нее пал жребий после ухода ее предшественницы. Нардх Сакхара – истинный царь, неподвластный ни одному из смертных, отмеченный дыханием демиургов, растил дочь, готовый по воле Шести принести в жертву свою кровь. Но в то время бледнокожие сингвары восстали против власти Ульма. Нардх истребил непокорных, а их царя привезли в Ульм. Он внушил любовь Даэрре, которая зачала тебя и стала неугодной жертвой для Атальпас.
Рассказывая, Альманта не отрывала глаз от его лица и сама себе удовлетворенно кивнула, прочитав во взгляде юноши понимание.
– Думаю, ты уже догадался, что я хочу еще сказать. Ты не должен был рождаться, твое рождение – это проклятие, а не благословение династии Сакхара. Атальпас всегда получают свое. – Она перевела взгляд с Вальдераса на Марвина: – Его в храм. Остальных убить.
Марвин кивнул и, прежде чем до Вальдераса и его друзей дошел смысл сказанного, пронзил мечом дернувшегося было первого амира. Юноши вскочили, обнажая клинки. Лишь меч царевича оставался в ножнах.
– Вчетвером?! Против сотни гвардейцев?! – пробормотал Рагдар.
– Стрелять не будут, своих побоятся задеть, – ободрил его Нартор.
– Расступитесь! – И Вальдерас вспрыгнул на стол.
Он развел руки в стороны, направив ладони на вооруженных людей, закрыл глаза, собираясь с мыслями и вкладывая всю свою ярость и жажду жизни в дыхание, и резко, на выдохе, выкрикнул:
– Таф!
Неведомая сила отбросила нападавших к самым стенам залы. Раздались стоны и проклятия. Время для отступления было выиграно.
– Уходим! – скомандовал Вальдерас.
За его спиной раздался яростный голос царицы:
– Ты все равно сдохнешь, бледнокожее отродье!
Вальдерас обернулся, уже боковым зрением заметив движение ее руки, посылающей ему в спину нож.
– Таф! – успел он выкрикнуть, направив ладонь с руной в сторону летящего ножа.
Отброшенный той же неведомой силой, нож отлетел обратно – и впился в горло Альманты.
Руна отняла все его силы. В глазах потемнело, а звуки из внешнего мира доносились глухо, как будто уши залило воском. Ноги подкашивались.
– Бальвир, поддерживай его, Нартор, прикрывай сзади! – приглушенно доносились до Вальдераса команды Рагдара.
Как они добрались до конюшни, он помнил смутно, лишь иногда различая отблески взлетавшего меча Кханка.
Друзья ушли от погони и позволили лошадям идти неспешным шагом. Ни один не представлял, что делать дальше: возвращение в Ульм означало встречу с Нардхом, по приказу которого, скорее всего, и действовал Марвин. Но кроме Ульма идти было некуда.