последний раз, когда кто-то действительно слушал меня. Обычно слушаю я.
— Когда парень добиваются девушку, он ведет себя приемлемо, а потом, когда девушка
становиться его, он начинает обращаться с ней, как захочет.
— Но этого нельзя сказать про каждый брак? — спрашивает Бишоп. — Все зависит от
людей и их воспитания не так ли? — он, кажется, искренне заинтересован в разговоре, старается
понять мою точку зрения.
— Ну, да, — говорю я. — У нас здесь… — осторожно начинаю я. — Большинство парней
не считают своих жен за людей, — я не скрываю горечи в голосе. — И все начинают смотреть на
тебя по другому, когда узнают, что ты замужем.
Бишоп смотрит на меня так пристально, что я начинаю краснеть.
— Очевидно, что я не могу говорить за всех, — говорит он, в конце концов. — Но я так не
думаю. Я считаю тебя равной себе.
Я стараюсь дышать. Улыбаюсь и смотрю на него из-под моих ресниц.
— Значит, ты тоже думаешь, что браки по расчету — не очень хороши?
— Я этого не говорил, — он сложил руки на груди. — Но это не наш выбор.
Я смеюсь.
— Говоришь как человек.
Он смотрит на меня снова, и я опускаю взгляд.
— Мне тоже это не по душе, Айви, — говорит он. — Никто не спрашивал меня, хочу ли я
жениться.
— Я знаю, — говорю я оборонительно, думая о том, что даже в обычных браках, парни
ведут себя по-свински. — Тебя это не беспокоит? — спрашиваю я. — Что все решили за нас?
Бишоп пожимает плечами, а я хочу кричать. Я не понимаю, как он может так спокойно
говорить об этом.
— Не вижу смысла злиться на то, чего не изменить.
— Я не думаю, что есть что-то, чего нельзя изменить, если люди хотят этого достаточно
сильно, — говорю я, хотя мой разум шепчет: осторожнее…осторожнее.
— Может быть, — говорит Бишоп. — Но мы уже женаты. Хотим ли мы этого или нет. Мы
должны научиться с этим жить. У нас нет другого выбора.
Я знаю, что есть другой выбор. Его смерть и правление моего отца.
— Ладно, — говорю я. — Я постараюсь, — даже для себя я звучу не так убедительно.
— Ладно, — говорит Бишоп, отталкивая от книжного шкафа. — Теперь, давай найдем тебе
что-нибудь почитать.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на кучу книг. Я не знаю, что я хочу прочитать, я
просто наслаждаюсь запахом и атмосферой.
— Как насчет этого? — спрашивает Бишоп. Он протягивает мне тонкую книгу в черной
кожаной обложке. — Ромео и Джульетта. Соперничающие семьи. До смерти влюбленные
подростки, — его лицо невозмутимо, но его глаза смеются.
— Очень смешно.
— Назови меня сумасшедшим, — говорит он. — Но это звучит очень интригующе.
Я поворачиваюсь спиной к книжному шкафу, прежде чем он сможет увидеть мою ухмылку.
Верный своему слову, Бишоп поговорил с отцом о моей работе в суде. Как я поняла,
сначала президент Латтимер выступил против этой идеи, но, видимо, Бишоп его убедил, потому
что я начну завтра. Я в спальне, пытаюсь выяснить, что надеть в свой первый рабочий день, когда
Бишоп зовет меня.
— Что? — спрашиваю я, проходя в гостиную. Он стоит там с кучей грязной одежды у ног.
— Что это?
— Я забыл про грязную одежду, — говорит Бишоп. — А она копится. И ее больше.
— Оу, — пристыжено говорю я. — Я не успела постирать. Я постираю в эти выходные.
— Я сделаю это, — говорит Бишоп, удивляя меня. Стирка — работа жены. — Просто
покажи мне, как, — он чешет затылок. — Я никогда не делал это раньше.
— Правда? — спрашиваю я, подняв брови. — Никогда? — большинство парней в моей
части города, по крайней мере, знают, как стирать одежду, даже если они редко делаю этого.
— Неа. В доме отца есть служанки.
Конечно, служанки. Он, наверное, никогда не делал то, что мы делаем ежедневно.
Испорченный сын президента. Я хочу разозлиться, но он пытается. И я помню, что сказала мне
Келли в парке: чтобы все получилось, нужно держать рот на замке.
Я смотрю на кучу одежды.
— Возьми стирку и жди меня снаружи.
Во дворе металлическое корыто. Я вытаскиваю из дома шланг и начинаю заполнять корыто
водой. Бишоп положил одежду на землю и взял пакет с мыльной пеной.
— Ладно, — говорю я, — высыпай немного в воду. Нужно вспенить воду, — Бишоп кивает
и высыпает половину пакета в корыто. — Нет! — кричу я. — Я сказала немного! Немного!
— Прости, — говорит Бишоп. — Что мне делать? Вытащить пену?
— Можно попробовать.
Он использует обе руки, чтобы зачерпнуть половину пены из воды и бросить ее на газон.
— Я не думаю, что это работает, — говорит он. — Я явно не предназначен для стирки.
— Хорошо, не волнуйся. Это, наверное, единственный раз, когда ты делаешь это.
Бишоп хмурится.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что я — жена, — медленно говорю я, — а ты — муж.
— Мне все равно, — говорит Бишоп. — Я имею в виду, у тебя теперь есть работа, верно?
Поэтому я должен помогать тебе по дому.
Я сажусь на корточки, пытаясь найти в его словах подвох.
— Ладно, — говорю я, наконец.
Бишоп кивает и снова поворачивается к корыту.
— Теперь я должен убрать отсюда излишки пены.
Неожиданно я хихикаю, и Бишоп смотрит на меня.
— Что? — спрашивает он.
— Ты выглядишь смешно, — говорю я. Его рукава закатаны, и он весь в воде и пене. Еще
один смешок вырывается из меня, и я прикрываю рот тыльной стороной ладони. — Извини,
выдыхаю я.
Он вытирает руки о свои шорты.
— Смейся, смейся, — говорит он, улыбаясь. — Что теперь?
— Теперь опусти туда несколько вещей. Две или три! — говорю я, когда он схватил всю
кучу. — Не все!
— Это будет длиться бесконечно, — бубнит он, бросая в воду две рубашки и пару брюк.
— Теперь бери стиральную доску, — я указываю на деревянную стиральную доску рядом с
корытом. — И стираешь одежду. Вот так, — я беру одну футболку и провожу ею по доске вверх и
вниз. — Потом ополаскиваешь ее чистой водой и вешаешь сушиться.
— Понял, — говорит Бишоп.
Я ополаскиваю футболку и вешаю ее на веревку. Когда я повернулась обратно, Бишоп
драил брюки так, будто хотел протереть в них дыру.
— Ты пытаешься сделать их чистыми, — говорю я ему. — А не порвать их.
Бишоп смотрит на меня. Его темные волосы падают на лоб, и он начинает смеяться, морща
нос. Это делает его моложе, беззаботнее. Мы смотрим друг на друга, и затем он продолжает
стирать штаны, на этот раз аккуратнее.
Я делаю глубокий вдох, игнорируя горящие щеки.
— Так лучше, — говорю я, идя в сторону дома. — Я буду отдыхать на веранде, а тебе
нужна практика.
Он бросает горсть пены в мою сторону, и я уворачиваюсь от нее с воплем. Когда я отошла
на безопасное расстоянии, я поняла, что это первый раз, когда я провела более пяти минут с ним и
не думала о плане. Это именно то, чего хотели мой отец и Келли — я вела себя естественно. Я
должна быть счастлива. Но я помню смех Бишопа, его морщинистый нос, тепло на своих щеках, и
не могу избавиться от ощущения, что я сделала что-то неправильно.
Глава 6
Здание суда стоит прямо напротив здания мэрии. Мои глаза скользят по мэрии, как я
поднимаюсь по ступенькам суда. Я уверена, что они разобрали сцену и поставили все стулья
обратно в хранилище до следующего года. Жизни десятков детей изменились, и доказательства
уже убрали.
Возле дверей в суд стоят двое охранников. Они в форме, и я вижу пистолеты в кобурах на
их бедрах. Редко можно увидеть пистолеты. Даже полицейским нельзя было их носить — у них
были дубинки, и они владели боевыми искусствами. Я напоминаю себе, что не стоит на них
смотреть. Я подхожу к стойке ресепшен, и чувствую, что натерла себе пятки.