окидывает нас взглядом. — Как только ваше имя будет названо, пожалуйста, поднимайтесь на
сцену. Если по окончании церемонии ваше имя не назовут, это означает, что комитет решил, что
вы не подходите ни одному из молодых людей в этом году, — она одаривает нас мимолетной
улыбкой. — Конечно же, в этом нет ничего позорного.
Однако, все знают, что это не так. Никто никогда не говорит об этом, но все знают, что
если девушке не подбирают партнера, это полностью ее вина. Всегда виноваты девушки.
Первое имя — Люк Аллен. Он блондин, с россыпью веснушек на носу, похожих на
коричневый сахар. На мгновение его глаза широко раскрываются, когда миссис Латтимер
разрывает конверт с его именем и вытаскивает бежевого цвета карточку.
— Эмили Торн, — произносит она.
Я слышу шуршание позади себя и возбужденный шепот, и поворачиваю голову. Крошечная
девушка со светло-каштановымм волосами пробирается через девушек, сидящих в ее ряду. Она
слегка спотыкается, поднимаясь по лестнице на сцену, и Люк торопится вперед, чтобы взять ее за
руку. Некоторые из девушек позади вздыхают, будто это величайший романтический жест,
который они когда-либо видели, в то время
как я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Люк и Эмили неловко стоят рядом, бросая
друг на друга взгляды, пока их не просят отойти к краю сцены, чтобы можно было объявить
следующую пару.
Спустя несколько часов остается только один конверт, не смотря на то, что в зале все еще
сидит много девушек, в том числе и рядом со мной. Рыжая девушка начинает плакать, когда
миссис Латтимер поднимает последний конверт. Мне хочется сказать ей, чтобы она радовалась,
что идет домой сегодня. И что теперь у нее есть шанс понять, что она на самом деле хочет от
жизни. Но я знаю, что она пропустит мои слова мимо ушей, поэтому я даже не пытаюсь.
Миссис Латтимер смотрит на своего мужа, который подходит к ней на подиум. Он очень
высокий мужчина, сразу видно откуда это у его сына. У него темные волосы с проседью на
висках. Его бледно-голубые глаза просматривают толпу и задерживаются на мне. Я начинаю
дрожать, но смотрю ему в глаза.
— Сегодня особенный день, — говорит он. — Даже более особенный, чем обычно.
Несколько лет назад, после войны, в нашем обществе шли разногласия по поводу того, как мы
должны восстановить нашу жизнь. В конце концов, обе стороны смогли прийти к соглашению.
Интересно, как он превратил войну в разногласие, а навязанное мнение в соглашение. Он
всегда умел мастерски подбирать слова и искажать истории, которые он нам рассказывает.
— Как вы все знаете, мой отец, Александр Латтимер, возглавлял группу, которая, в
конечном итоге, пришла к власти. Вы также знаете Сэмюэла Вестфалла, выступавшего против
него, но который со временем согласился с мнением моего отца.
Это ложь. Мой дедушка никогда не соглашался с Латтимером. Он хотел
демократию, чтобы люди могли голосовать и выражать свое мнение о своей жизни. Он
провел годы, помогая и управляя постоянно растущей группой выживших, пока они не нашли это
место. И затем все это было отобрано Александром Латтимером, который хотел династию для
себя и своих потомков.
Я не могу повернуть голову, чтобы найти моего отца или Келли в толпе. После всех этих
лет, они умеют скрывать свои эмоции, но я ясно увижу ярость в их глазах, и не могу позволить,
чтобы это было заметно и на моем лице.
— И сегодня, впервые в истории, мы организуем свадьбу между Латтимером и
Вестфаллом, — говорит президент с улыбкой. Она почти искренней, может, так и есть, но я также
знаю, что этот брак значит для него. И этому он сейчас рад — еще одна возможность укрепить его
власть. После моего отца больше не будет Вестфаллов. Президенту недостаточно, что на моем
отце закончится династия Вестфаллов, ему нужно сделать его детей Латтимерами. — До
недавнего момента, наши семьи не были особо успешными в рождении девочек, — продолжает
президент Латтимер. В толпе слышится смех, но я не могу заставить себя присоединиться, хотя и
знаю, что должна. Когда смех стихает, президент поднимает вверх конверт, чтобы все его видели.
— Сын президента и дочь основателя, — объявляет он.
Понятное дело, мой отец не основатель, это мой дед основал этот город, который забрал у
него Александр Латтимер и его приспешники. Однако, тогда была заключена договоренность о
том, что все преемники основателя будут носить этот титул, также, как и преемники Александра
Латтимера будут носить титул президента. Титул основателя абсолютно ничего не значит. У
основателя нет права слова, он всего лишь церемониальная фигура, чтобы показать, как хорошо
мы живем в мире и насколько хорошо работает наша система правления. Титул основателя похож
на красиво обернутый подарок, который пуст внутри. Они надеются, что мы будем рады красивой
обертке, и не заметим, что коробка пуста.
— Бишоп Латтимер, — произносит президент звонким голосом. Звук
разрывающейся бумаги конверта кажется таким же громким, как чей-то крик. Я чувствую
на себе сотни глаз и высоко поднимаю голову. Президент Латтимер достает бумагу из конверта и
улыбается мне. Он называет мое имя, Айви Вестфалл, но из-за звона в ушах и стука моего сердца,
я совсем его не слышу.
Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на ноги, пытаясь найти в себе мужество. Мои
каблуки стучат по плиточному полу, когда я направляюсь к лестнице. Позади меня, толпа хлопает
и кричит, в этом хаосе даже слышно несколько свистков. Когда я начинаю подниматься по
лестнице, президент Латтимер тянется вперед и берет меня за локоть.
— Айви, — говорит он. — Мы рады, что ты присоединяешься к нашей семье, — в его
взгляде я вижу теплоту. Но его взгляд должен быть ледяным и безразличным, чтобы
соответствовать его внешности.
— Спасибо, — отвечаю я ровным голосом, который совсем не похож на мой собственный.
— Я тоже рада.
Как только я оказываюсь на сцене, другие пары еще ближе подходят к краю, чтобы я
смогла пробраться к центру, где меня ждет Бишоп Латтимер. Я пристально смотрю на него. Он
выше, чем я думала, но я тоже не маленькая, так что, на этот раз мой рост — это благословение. Я
бы не хотела, чтобы этот парень затмевал меня. Я и так чувствую себя бессильной.
У него темные волосы, как у его отца, хотя вблизи, среди темно-каштановых прядей я вижу
более светлые, будто он проводит много времени на свежем воздухе под солнцем. Вполне
возможно, что так и есть, учитывая то, что я слышала о нем на протяжении многих лет: он больше
предпочитает быть на улице, так что ему отцу приходиться заставлять его присутствовать на
собраниях совета, и что его чаще всего можно встретить на реке.
Глаза Бишопа ясные, светло-зеленого цвета и они изучают меня очень пристально, от чего
мой желудок сводит. Его взгляд не враждебный и не приветствующий, а какой-то оценивающий,
будто я проблема, и он думает, как ее решить. Он не двигается мне навстречу, но, когда я
приближаюсь, чтобы протянуть руку, как меня учили, он берет ее в свою. Его теплые и сильные
пальцы сжимают ее, отчего у меня перехватывает дыхание. Он пытается быть любезным?
Успокоить меня? Я не знаю, потому что, когда я смотрю на него, его взгляд направлен на
министра, ожидающего в стороне.
— Давайте начнем, — говорит президент Латтимер.
Все на сцене занимают правильное положение — встают напротив своего предполагаемого
супруга, а мы с Бишопом остаемся в центре. Бишоп берет мою другую руку в свою и мы стоим