он будет ненавидеть меня. Но он будет жив, а это справедливо. После ужина я ложусь под одеяло
и не сдерживаю слез. Он это слышит, когда ложиться рядом.
— Айви? — говорит он. Я хочу запомнить звук его голоса. — Почему ты плачешь?
— Я не плачу, — говорю я, вытирая щеки. Я отталкиваю его и поворачиваюсь к нему. Его
глаза выглядят почти прозрачными в лунном свете. — Давай сбежим, — выдыхаю я. — За забор.
Посмотрим, что там. Найдем океан.
Он смотрит на меня и хмурится.
— Что случилось? — говорит он, наконец. — Поговори со мной.
Но я не могу. Я качаю головой.
— Нет, — шепчу я.
Его руки крепко сжимают мои бедра.
— Когда-нибудь, — говорит он. — Мы посмотрим вместе на океан, я обещаю.
Я киваю, потому что я не могу открыть рот, не представляю, что может из него вылететь. Я
просто ложусь на него и целую его. Мягкость его губ, вкус его языка, сила его рук. Я хочу
запомнить это.
Я хочу сказать, что я люблю его. Но это было бы эгоистично. Я — лгунья.
Я просыпаюсь от стука в дверь. Он громкий и настойчивый. Мое сердце бьется так же.
Почему-то я уверена, что это за мной.
— Бишоп, кто-то пришел, — я толкаю его, щурясь от лучей солнца из окна.
— Хммм? — бормочет он. Стук становиться сильнее. Они не будут долго ждать. — Кто,
черт возьми, пришел так рано? — стонет он, поднимаясь.
Как только он покинул комнату, я сажусь, делаю глубокий вдох, и убирая волосы с лица. Я
должна быть сильнее теперь, чем когда-либо прежде, храбрее. Голос, доносящийся из гостиной,
похож на голос… Эрин? Будет хуже, чем я ожидала.
Я надеваю шорты, майку и футболку, а затем собираю волосы в хвост. А затем в дверях
появляется растерянный Бишоп и человек в грязной полицейской форме.
— Айви, — говорит он. — Мои родители здесь. И полиция, — он указывает на человека
рядом. — Они говорят, что они получили анонимную записку о том, … — он замолкает и смотрит
на полицейского. — Это просто смешно. Я не могу поверить в это.
— В записке сказано, что вы планировали отравить его, — говорит полицейский.
— Они хотят сделать обыск, — говорит Бишоп.
— Валяйте, — говорю я, пытаясь не трястись от страха.
Полицейский выходит из комнаты, и через несколько секунд, я слышу звуки открытия
шкафов на кухне, а его голос выкрикивает приказы. Бишоп смотрит на меня, а я стараюсь не
плакать. Я сажусь на край кровати и опускаю взгляд на руки.
— Я не понимаю, что они делают здесь, — говорит Бишоп. Он садится рядом со мной. —
Может, мы все еще спим?
— Это не сон, — говорю я.
— Ну, они должны поторопиться и убраться отсюда, — говорит Бишоп. В его голосе гнев,
страх и сомнение. Мое сердце падает в желудок. Я хочу рассказать ему, но я боюсь причинять ему
боль. Но это выбор между болью или смертью. Смерть — не вариант.
Бишоп берет мою руку в свою, в то время как мы слушаем, как полиция роется в кухне и
гостиной, притворяясь, что не замечаем их. Затем они идут в ванную. Я начинаю трястись от
страха. Как и Бишоп, который нервно дергает ногой.
Мы слышим возглас из ванной, а затем звук быстрых шагов, разговоров. Я не могу
сосредоточиться.
— Мы нашли кое-что, — говорит полицейский, и мы с Бишопом смотрим на него. Он
держит пластиковый пакет с пузырьком внутри.
— Что это? — спрашивает Бишоп.
— Это мы и должны выяснить, — говорит полицейский, глядя на меня. — Но если бы мне
пришлось угадывать, я бы сказал, что это яд.
Бишоп медленно поворачивает голову ко мне.
— Мы должны… — начинает полицейский, но Бишоп даже не смотрит на него.
— Айви, — говорит он. Он не просто смотрит на меня, он смотрит на меня, изучая меня
пристальным взглядом. Он не верит. Он ждет объяснений. Он не верит полицейскому, потому что
он верит в меня.
Одинокая слеза стекает по моей щеке.
— Прости меня, — шепчу я. Я вижу, что полицейский направляется ко мне и встаю,
отпустив его руку. Я не сопротивляюсь, когда он схватил меня за руки. Я не смотрю, когда Бишоп
пытается вмешаться, толкая полицейского, когда он тащит меня в гостиную. Я вижу лицо Эрин и
думаю, что она хочет задушить меня своими руками.
Глава 24
Они посадили меня в камеру в подвале здания суда. Она чистая, по крайней мере.
Полицейский, который нашел флакон, практически пихает меня внутрь.
— Я уверен, что мы разберемся со всем этим в ближайшее время, — говорит он. — Сиди
тихо.
Дверь с грохотом захлопывается. Я опускаюсь на железную кровать и сворачиваюсь в
клубок. Здесь жарко, но я бесконтрольно дрожу.
Я должна быть готовой ко всему, что произойдет дальше. Я не могу отступить сейчас. Я
говорю себе, что кто бы ни придет в мою камеру, я буду готова. Это может быть мой отец,
президент, сам Бишоп. Кто бы это ни был, я буду сильной.
Я не знаю, сколько времени проходит. Стало невыносимо душно.
— Айви?
Я подскочила. В дверях стоит Виктория. Она закрывает дверь камеры за собой и смотрит
на меня печальными глазами.
— Твой отец и сестра здесь, — говорит она. — Они наверху. Затем они встретятся с
Латтимерами. Они говорят, что они понятия не имели, что ты что-то планировала, — они играют
до конца.
— Они не знали, — говорю я. Во рту пересохло.
— Я думаю, что ты не захочешь говорить с полицией без адвоката. Поэтому сегодня, мы
наймем адвоката. Затем ты сможешь…
— Нет, — говорю я слишком громко. — Не надо адвоката, — правовая система изменилась
после войны. Мы не имеем права на адвоката или отказа от разговора с полицией. Но Виктория,
наверное, думает, что она помогает мне. — Я хочу признать себя виновной. Не надо суда.
— Айви, — говорит Виктория, делая шаг ко мне. — Я не знаю, что происходит. Но я знаю,
что произойдет, если ты признаешь себя виновной. Как и ты.
Я киваю.
— Я виновна. Не надо суда.
Виктория смотрит на меня, затем открывает дверь.
— Пойдем со мной, — говорит она.
— Куда мы идем?
— Давай, — говорит она. — Торопись.
Я не хочу покидать относительную безопасность своей камеры, но Виктория никогда не
причинит мне боль. Я следую за ней.
— Мы посмотрим, что можно сделать, чтобы достать тебе какую-нибудь обувь, — говорит
она, косясь на мои голые ноги. — И другую одежду.
Мы выходим из камеры, и Дэвид удивленно смотрит на нас.
— Я веду ее в комнату для допросов, — говорит Виктория.
— Ладно, — Дэвид, кажется, смущен, но он не спорит.
Виктория ведет меня к двери, неотличимой от всех остальных. Комната за дверью
маленькая, в ней только стол и два стула.
— Посиди, — говорит Виктория. — Я вернусь.
На одной стене висит двустороннее зеркало, но я не думаю, что кто-то наблюдает за мной.
Я сижу на металлическом складном стуле и смотрю на стол. Внезапно динамик, установленный на
пололке, гудит, заставляя меня подпрыгнуть.
— Она говорит, что она виновна, — я слышу голос Виктории.
— Бишоп! Ты слушаешь? Ты слышал, что сказала Виктория? — на этот раз голос Эрин.
— Неважно, что она сказала, — Бишоп. Он, похоже, устал. — Она бы не сделала этого. Она
не собиралась убивать меня.
— Тогда почему в вашем доме нашли яд? — спрашивает Эрин.
— Я не знаю, — выдыхает Бишоп. — У меня нет объяснения этому, но я знаю, что она не
виновна.
— Она говорит правду, — говорит Президент Латтимер. Они все должны быть здесь, —
мой отец и Келли тоже там?
И тут же я слышу Келли.
— Я не хотела говорить раньше. Но теперь я думаю, что должна.
— Что? — спрашивает Президент Латтимер.
— Айви всегда была…другой, — говорит Келли. Я сжимаю руки в кулаки.
— Другой? — голос Эрин. — Что ты имеешь в виду?