— Неустойчивая, — говорит мой отец, и я понимаю, что моя судьба действительно
предрешена. Это то, чего я хотела. Это то, что должно было произойти. Но предательство моей
семьи до сих пор режет меня, как острый клинок. — Мы делали все, что могли, для нее, — мой
отец продолжает. — Но ничего не получалось. Мы надеялись, что она перерастет это.
Наступает тишина, а затем я слышу голос Эрин.
— Как и ее мать. Сумасшедшая, как ее мать! — я рада, что мы не в одной комнате, потому
что сейчас мои кулаки готовы пойти в бой.
— Эрин, остановись! — цедит Президент Латтимер.
— Айви не сумасшедшая, как и ее мать, — сказал мой отец. — Но…это в ее характере…
— Она переживала за браки, — говорит Келли. — Что это не правильно.
Наступает тишина.
— Ерунда, — говорит Бишоп. — Это полная туфта.
— Бишоп!
Даже сейчас слова Бишопа заставляют меня улыбнуться. Он верит мне, хотя не должен.
— Я не знаю точно, что происходит, но то, что вы говорите об Айви, — не правда, —
говорит он. — Либо вы не знаете ее вообще, либо вы врете. Я жил с ней. Я спал рядом с ней. И в
ней нет ничего плохого. Она… — его голос срывается, и я закрываю глаза. Я знаю, что Бишоп
тщательно скрывает свои эмоции ото всех. Я ненавижу себя за то, что довела его.
— Мы тоже жили с ней, Бишоп, — говорит отец. — Намного дольше, чем ты. Никто не
знает ее лучше, чем мы.
— Тогда как ты мог позволить ей выйти замуж за нашего сына? — спрашивает Эрин. —
Зная, что она неуравновешенная?
— Это было не наше решение, если вы помните, — говорит отец. — Он должен был
жениться на Келли. Но он выбрал ее, — он такой самодовольный, так уверен в себе, не смотря на
то, что его план разбился на тысячи кусочков. Он не сможет сам убить Бишопа, по крайней мере, в
ближайшем будущем. После моего обвинения, отец не будет рисковать.
— Независимо от этого, вы обязаны…
— Успокойся, — твердо говорит Бишоп. — Просто заткнитесь, вы все, — наступает пауза,
а затем его голос становиться громче. — Я хочу увидеть Айви.
— Нет! — говорю я прежде, чем могу остановить себя. Я встаю со своего места и задираю
голову, но они меня не слышат. — Нет!
— Я хочу увидеть ее, — повторяет Бишоп. — Сейчас.
— Дай мне минутку, — говорит Виктория.
— Спасибо, — говорит Бишоп, и наступает тишина.
Глава 25
Виктория не вернулась ко мне, но пришел Дэвид и отвел меня в мою камеру. Я пыталась
сказать ему, что я не хочу гостей, но он сказал, что это не его дело. Бишоп подходит к решетке
через несколько минут.
— Эй, — говорит Бишоп тихо. — Мы должны вытащить тебя отсюда.
Я смотрю в стену и не хочу разворачиваться к нему. Я не хочу его видеть. Но я уговариваю
себя и поднимаю голову. Его знакомое, красивое лицо смотрит на меня.
— Бишоп… — мой голос охрип, будто я не разговаривала неделями. — Тебе не следовало
приходить.
Он сжимает прутья железной решетки, разделяющей нас.
— Конечно, стоило. Где еще мне быть?
Я подавляю смех.
— Где-нибудь.
— Иди сюда, — говорит он. — Ближе ко мне.
Я качаю головой, сжимая край кровати изо всех сил. Я боялась, что его прикосновение
сделает меня слабой, когда я так отчаянно нуждаюсь в силе.
— Что случилось, Айви? — спрашивает он. — Я знаю, что ты не собиралась травить меня.
Так зачем ты берешь вину на себя? — он делает паузу. — Это твой отец? Это он тебя надоумил на
это?
— Зачем ему делать это? — спрашиваю я, глядя в пол. — Может, ему не нравится политика
твоего отца, но он живет с ней.
Бишоп изучает меня.
— Я видел его несколько минут назад. С твоей сестрой. Он сказал, что ты нестабильна.
Келли сказала, что они не удивлены, что ты могла сделать что-то подобное.
Как я и подозревала, он не знал, что динамик был включен. Маленький подарок от
Виктории. Она, наверное, надеется, что услышав, что моя семья сказала, я решусь на суд. Я молчу.
— Почему они говорят это? Мы оба знаем, что это неправда. Я жил с тобой, разговаривал с
тобой каждый день. Ты самый стабильный человек, которого я знаю.
— Они жили со мной дольше, — повторяю я слова своего отца.
— Мне плевать! — он практически кричит, и я слышу, как тяжело ему держать себя под
контролем. — Я бы понял, — он понижает свой голос. — Я знаю тебя.
Он прав. Он знает меня лучше, чем кто-либо. Но я выбрала трудный путь, и он не должен
быть со мной. Любовь… Ей плевать, легко ли людям любить друг друга. Все, что мы можем, —
это либо подчиниться ей, либо избегать чувства.
— Где ты взяла яд? — спрашивает он. — Если это был твой план, кто дал его тебе?
Я качаю головой.
— Человек, который дал мне его, не знал, что я хотела сделать. Неважно, откуда он взялся.
— О, — говорит Бишоп, — ну, это удобно. Человек, который дал тебе яд, оставил в
кабинете Виктории анонимную записку. Удивительно…
— Перестань пытаться выяснить это, Бишоп, — говорю я. — Просто оставь это.
— Ты серьезно? — спрашивает он. — Я не оставлю это просто так. Это не какой-то глупый
спор о том, чья очередь убирать комнату. Это твоя жизнь, Айви! — его голос становится громче с
каждым словом. — Ты знаешь, что произойдет, не так ли? Если ты признаешь себя виновной?
Я смотрю вниз.
— Черт побери! — взрывается Бишоп. — Посмотри на меня! Мой отец выставит тебя. За
забор. Ты это понимаешь?
— Я знаю, — говорю я, голос тихий.
— Ты знаешь? Ты знаешь?
Я страдальчески улыбаюсь.
— Может быть, я буду в порядке. Может быть, я найду океан.
Он смотрит на меня.
— Может быть, ты будешь в порядке? — повторяет он, наконец. — Может быть, ты… —
его голос затихает, и он упирается лбом в решетку. — Пожалуйста, поговори со мной, — говорит
он. — Скажи мне правду, чтобы мы могли выяснить, что делать. Что, черт возьми, происходит?
Я смотрю на его склоненную голову, вспоминая ощущение его волос, скользящих между
моими пальцами.
— Я не хотела выходить замуж. Я не хотела выходить за тебя. И твой отец не стал слушать.
Ему плевать на всех девушек, которых заставляют рожать детей. У нас нет никакой свободы, — я
делаю глубокий вдох. — Я хотела, чтобы он знал, каково это — потерять что-то. Как мы потеряли
наш выбор.
Он не двигается в течение длительного времени, и я думаю, может быть, я сделала это, я
убедила его, что это моя вина. Он поднимает голову и смотрит на меня.
— Я не верю тебе, — говорит он.
Почему он все усложняет? Почему он не может принять самое худшее обо мне? Почему бы
ему просто не отказаться от меня и уйти, как моя семья сделала?
— Ты пытаешься заставить меня поверить в то, что все это ложь? Ты подделала все между
нами? — он качает головой. — Ты не такая хорошая актриса. Ты не умела скрывать свои чувства,
даже тогда, когда пыталась.
Я кусаю губу, а потом срываюсь. Я рыдаю.
— Посмотри на меня, — говорит он отчаянно. — Посмотри на меня и скажи, что все было
неправдой.
— Не надо, — тихо говорю я. Я не могу смотреть на него.
— Скажи это, — он требует. Когда я смотрю на него через пелену слез, я могу сказать, что
он думает, что он победил. Он знает, что я не могу смотреть ему в глаза и говорить, что я ничего
не чувствовала к нему. И если я не смогу сделать это, он будет знать, что это ложь.
Он не сводит с меня глаз. Я делаю шаг к нему.
— Это все правда, — говорю я сквозь слезы. — Я полюбила тебя.
Я вижу облегчение и боль в его глазах. Он открывает рот, чтобы заговорить, но я
протягиваю руку и сжимаю прутья решетку.
— Но это правда, Бишоп. Это мой яд, — я сжимаю его пальцы. — Я хотела убить тебя.
Хотя мои слова были правдой, я знаю, что они — самый ужасный обман. Я сжала челюсти.
Я не хочу, чтобы он догадался. Он пристально и с мольбой смотрит в мои глаза.