— В этом подонок не солгал. Юсуф не дорожит внучатыми племянниками.
Паладон приказал Танкреду и Лотару сбегать в комнату и принести оттуда стол. Мой друг был спокоен и весел, он трепал сына по голове и шепотом подбадривал Айшу и Джанифу. Мне показалось, что он немного не в себе.
— Нам надо добраться до кустов. Они налево, чуть выше по склону, — повторял он. — Я знаю здесь в округе каждую тропку, а они — нет. Мы пойдем влево, будем прикрываться столешницей, так что стрел нам опасаться нечего. Главное, добраться до пещеры, а там уже нас не поймают.
Замысел был безумным, но мы не стали спорить. Все равно никто не мог предложить другого плана, а бешеная энергия Паладона, которую питало отчаяние, в очередной раз позволила нам совершить невозможное.
Снаружи на нас обрушился ливень стрел. Они впивались в ореховую столешницу и в землю. Каким-то чудом, передвигаясь бочком, нам удалось преодолеть пятнадцать локтей. Когда до кустов оставалось рукой подать, стрела впилась Танкреду в ногу. Он покачнулся и упал, выпустив из рук свой угол стола. Мне пришлось занять его место. Танкред отполз к скале. Я увидел, как он кладет на лук стрелу. Подмигнув мне, он прижался спиной к камню и рванул тетиву к подбородку. Никогда не забуду этой картины.
Через несколько мгновений попали и в меня — стрела пробила ногу аккурат над лодыжкой. Рану жгло, стрела мешала идти, но я все равно шел. Добравшись до кустарника, мы опустили стол на землю, притаившись за ним. Давид с Джанифой были слева. Старый воин обхватил ее за плечо, и они, бросившись вбок резким рывком, скрылись в зарослях. Их примеру последовали бы и мы, если бы не Айша. Ей показалось, что потерялся Ясин, который только что цеплялся за ее юбку. Паладон взял его на руки, но она этого не заметила.
В ужасе Айша встала в полный рост, и стрела пробила ей горло.
Эту картину я тоже никогда не забуду. Ангельское озорное личико, зажмуренные от боли глаза и кровь, льющаяся изо рта. Изящная ручка скользнула к губам, словно для того, чтобы оттереть ее… И тут у Айши подкосились ноги.
Паладон, поймав ее, сам рухнул на колени. Мне удалось перехватить Ясина и, прижав к себе, закрыть ему рукой глаза, а он все кричал: «Мама! Мама!». Паладон вдруг сделался невероятно, просто нечеловечески спокоен. Я никогда не видел, чтобы он смотрел на кого-нибудь с такой нежностью. Склонившись над Айшой, он прижал ее к себе, шепча ласковые слова в уши, что уже не слышали, и улыбаясь ответам, которые, как ему казалось, срывались с ее неподвижных губ.
— Да-да, я все понимаю. Солнышко, тебе надо отдохнуть. А как отдохнешь, мы пойдем дальше. У нас полно времени. Нам недалеко. Совсем недалеко. Я построил нам в Толедо дом. Маленький очаровательный домик с видом на реку. Домик с башенками. Он такой красивый на закате. В домике есть мастерская для меня, детская для Ясина и комната для тебя… Да-да, точно такая же, как была в доме твоего отца. Там тебя ждет твоя лютня. Мы будем счастливы, очень счастливы…
Мы встретились с Лотаром взглядами. Дождь из стрел прекратился. До нас донеслись звяканье кольчуг и шорох камней под ногами приближавшихся воинов. Рыцарь ткнул пальцем в Паладона, дернув подбородком, показал в направлении кустов, а потом вдруг улыбнулся.
— Deus lo vult… На все Божья воля?
С этими словами он рывком выскочил из-за стола. Через несколько мгновений до меня донеслись крики и лязг мечей.
Я подполз к Паладону и протянул ему сына.
— Паладон, тебе надо бежать. — Я говорил с ним, словно с маленьким ребенком. — Я позабочусь об Айше. Спасай сына. Помни, тебе еще надо построить храм. Обучишь Ясина своему искусству. Он тебе поможет. Поведаешь ему о нас, о наших мечтах…
Мой друг поднял на меня глаза. Паладон смотрел непонимающе, даже чуть раздраженно, словно я отвлекал его от важного дела.
— Это твой сын! — с настойчивостью произнес я. — Спасай сына!
Паладон издал дикий крик, словно кто-то вырывал у него из тела душу. Этот вопль до сих пор стоит в моих ушах. Он был мне знаком, этот крик. Это был крик человека, выныривающего из мрака безумия и понимающего, что оказался в мире, жизнь в котором для него невыносима. Стоит в темноте закрыть глаза, и мне кажется, я слышу эхо того крика. Что же до голоса… Порой мне чудится, что это голос Паладона, а порой — что мой.
Он окинул все вокруг себя диким взглядом, подхватил ребенка и бросился бежать. В этот момент сумка, что висела у него на поясе, сорвалась и с глухим стуком упала в траву.