— А если я откажусь?
— Тогда вам остается лишь молиться, сержант.
Взревев от ярости, Огаррио выдернул из кобуры пистолет и, прижав Марию к своей груди, приставил дуло к виску девушки.
— Коридор для отхода! — рявкнул он. — Или я вышибу этой путе мозги!
Пинсон бросился на сержанта, но Бесерра с Мартинесом, заломив профессору руки, заставили его опуститься на колени.
— Огаррио, не стреляйте! — вскричал Энрике. — Не вымещайте злость на Марии. Она вообще ни при чем! Если хотите кого-нибудь убить, застрелите меня!
Сархенто, кинув на него бешеный взгляд, повернулся к Маранде и закричал:
— Я не шучу, капитан! Сначала я пристрелю ее, а потом перебью остальных заложников!
— Огаррио, я вас умоляю… Вы приличный человек… Мы оба это знаем. Отпустите Марию… Убейте лучше меня…
— Какое назидательное зрелище, — раздался ехидный голос фалангиста. — Вас называют приличным человеком, Огаррио? Да вы же настоящий бандит! Кстати, у вас осталось всего десять секунд.
Рука, в которой сержант сжимал пистолет, задрожала. На лбу Огаррио выступили бисеринки пота. Удивительное дело, но Мария, которая выгнула шею, чтобы смотреть прямо в лицо своему палачу, являла собой воплощенное спокойствие.
— Прошу вас, — прошептал Пинсон, — вы не убийца. Не стреляйте. Это глупо. Это ничего не изменит.
— Минута истекла, — деловито произнес Маранда. — Итак, господа, перемирие закончилось.
Огаррио в ярости оттолкнул девушку и, вцепившись пальцами в камень парапета, перегнулся через него и закричал:
— Капитан!
Солдаты отпустили Пинсона, и Мария бросилась в его объятия. Тем временем фалангист быстро шел к лестнице, что вела вниз — в город. Он почти добрался до нее, когда, услышав крик Огаррио, обернулся и прикрыл рукой глаза от солнца, которое как раз показалось над стенами цитадели.
— Что вы хотите? Я ведь уже все вам сказал. Переговоры закончились.
— Чего я хочу? Да так, сущую мелочь. Получай, гад! — С этими словами Огаррио выстрелил в Маранду три раза. Первая пуля слегка задела фалангиста, он покачнулся и схватился за плечо. Древко флага стукнуло о брусчатку двора, когда капитан упал на колени. Вторая пуля срикошетила, ударившись о камень. К этому моменту фалангист уже катился к лестнице. Третья пуля выбила искры из брусчатки, и Маранда с криком боли исчез из виду.
Бесерра и Мартинес захохотали.
— Ты еще пожалеешь об этом, сволочь! — раздался с лестницы яростный вопль фалангиста. — Я пришел под флагом перемирия!
— Пошел ты!.. — весело ответил Огаррио, к которому вернулось приподнятое настроение. — До встречи в аду!
Фалангисты открыли ружейный огонь из замаскированных позиций вокруг площади. Пули засвистели над парапетом. Пинсон, прикрыв собой Марию, не мог поверить своим глазам. Огаррио, Бесерра и Мартинес сидели, прижавшись спинами к парапету, толкали друг друга локтями и хохотали словно дети.
— Вы рехнулись! — прокричал профессор. — Весь ваш план — коту под хвост! Как вы можете смеяться?! Вы же обрекли невинных людей на смерть.
— Превратности войны, сеньор, — улыбнулся ему Огаррио, — превратности войны. Как там моя тигрица?
Мария плюнула в его сторону.
— Вам лучше вернуться в собор, — продолжил сержант, — а то здесь становится жарковато. Помолитесь там немного за нас. Договорились?
— Я думал, вы не верите в силу молитвы.
— Я готов поверить во что угодно, сеньор, главное, чтобы дивизия фашистов оказалась аккурат над взрывчаткой, которую я приготовил. Я превращу цитадель в муравейник. Чем дольше мы сможем продержаться, тем больше сюда заберется фалангистов. Пусть прячутся за каждым камнем. Да, на вашем месте я бы молился. Молился за то, чтобы осада оказалась долгой. Помните, что вы остаетесь в живых, только пока мы можем сражаться. А потом я устрою взрыв, и мы все вместе, теплой компанией, отправимся на тот свет. — Он толкнул локтями солдат. — Верно я говорю, Бесерра?
Рядовой по-волчьи оскалился. Он был преисполнен решимости.
— Это будет хорошая смерть, — негромко произнес он, — достойная солдата.
— Точно, — кивнул Огаррио.
Только сейчас Пинсону открылась жуткая правда. Когда его вели из собора на стену, он подумывал, не рассказать ли Огаррио о потайном ходе. Это позволило бы не только избежать бессмысленного кровопролития, но и спасти от гибели собор и мечеть, сохранив уникальные архитектурные шедевры для грядущих поколений. Только сейчас профессор осознал, что тешил себя иллюзиями. Огаррио никогда не согласился бы воспользоваться тоннелем. Он и заложникам не позволил бы этого сделать. На лице сархенто сияла улыбка, он мечтал лишь об одном — о смерти.