Некоторое время профессор любовался импровизированной лампадой. «Скорее всего, моя жизнь оборвется прежде, чем закончится масло, а это означает, что светильник гореть будет вечно, по крайней мере для меня. Теперь до самого конца я буду представлять тени Паладона и Самуила, помогающих мне, и этот огонек, мерцающий во тьме», — эта мысль придала Пинсону сил.
Почувствовав прилив энергии, профессор полез по лестнице вверх, прихватив с собой несколько досок, выломанных из ящика из-под взрывчатки. С зажатым под мышкой грузом подниматься оказалось невероятно тяжело: несколько раз он чуть не сорвался, а протиснуться в дыру смог только с третьей попытки. Выбравшись, Пинсон аккуратно поставил доски у стены гробницы — не дай бог, свалятся обратно! — и спустился за фонарем, который заложники прихватили, выбираясь из собора. Хватит его ненадолго, но ему и не нужна вечность.
Последний раз одолев сложный подъем, профессор отвязал лестницу и скинул ее вниз. К чувству торжества примешивалась и грусть. Теперь при всем желании он уже не сможет вернуться в пещеру. Пинсон представил себе, как заложники идут по тоннелю. Что ж, мосты сожжены. Выбор сделан. Назад пути нет. Изменить ничего уже нельзя, и это все упрощает. Он с облегчением выдохнул.
Дел оставалось не так уж много, но откуда взять силы? Минут пять он лежал на холодном каменном полу возле гробницы и отдыхал. Ему потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы заставить себя встать.
Выяснилось, что доски, которые он принес из мечети, немного коротковаты. Впрочем, окажись они длиннее, было бы еще хуже. Покрутив доски так и эдак, Пинсон частично прикрыл ими отверстие, а потом завершил начатое при помощи камней. Теперь догадаться, что скрывается под завалом, невозможно.
Ему осталось одно последнее дело, а потом можно и отдохнуть.
Держа перед собой фонарь, он пересек полукруглую залу, вошел в один из коридоров некрополя и наугад выбрал останки высокого прелата с пышной и светлой, как у Паладона, шевелюрой. Сейчас это не имело значения. Один скелет или другой — разницы нет. Профессор даже не испытал никаких неприятных чувств. Есть задача, и ее надо выполнить.
Держа в одной руке череп, а другой прихватив костяк, он вернулся к гробнице. Потом еще дважды прогулялся, подбирая отвалившиеся по дороге части скелета. Забрался внутрь саркофага, старательно собрал останки неизвестного прелата. Вылез.
Полностью заделать дыру в стенке гробницы Пинсон не мог, лишь заложил ее как можно аккуратнее кусками камня, выломанными солдатами. Окончательный результат нельзя было назвать идеальным, однако теперь со стороны могло показаться, что гробницу вскрывали много веков назад. Расхитители могил существовали во все времена. Вряд ли кто-нибудь станет особенно приглядываться к повреждениям саркофага.
Профессор сел на пол, прислонился спиной к стене и посмотрел на результат своих трудов. Теперь можно отдохнуть. Работа закончена.
Нет, конечно, еще остается Огаррио. Придет время, и он явится сюда, но Пинсон готов к встрече с ним. «Сейчас у меня есть кое-что получше перочинного ножика Самуила. Довольно того, что его сегодня уже один раз запятнали убийством», — подумал он. Прежде чем вылезти из гробницы, профессор прихватил с собой кирку, оставленную там одним из солдат. Теперь он крепко держал ее за рукоять.
Оставалось только ждать. Пинсон выключил фонарь, и его обступила кромешная тьма. Вроде даже стало холоднее. Он порадовался, что не оставил внизу куртку: скинул ее, когда таскал взрывчатку, и вспомнил об этом в последний момент, когда спустился в мечеть за лампой. И все же, даже нацепив куртку, Пинсон очень мерз: липнущая к телу, мокрая от пота рубаха казалась ему холоднее льда. Он не знал, сколько сейчас времени, его часы не были люминесцентными. «Надеюсь, я тут не простужусь. А то настало время помирать, а тут чихаешь без остановки». — Эта мысль настолько позабавила профессора, что он расхохотался. Жутковатое эхо пошло гулять по некрополю, отражаясь от стен.
Интересно, где сейчас Мария с Томасом. Тоже во тьме? Может, и нет. Прошло по меньшей мере два часа. Наверное, они сейчас приближаются к выходу из тоннеля. Из мрака начинают проступать очертания стен. Скоро людей ослепит яркий солнечный свет… Увидев его, заложники закричат от радости, начнут обниматься. Пинсон улыбнулся, представив, какое облегчение они испытают. Потом он вообразил, как оглядывается назад Мария, как оборачивается Томас, как он ищет деда, чтобы разделить с ним радость. На глазах снова выступили слезы, а сердце кольнуло болью.