1931
Агафон, или О мудрости
Академики Беотии пригласили афинского философа Агафона прочесть им курс лекций. Хоть Агафон и не был выдающимся оратором, он все же принял приглашение, чтобы в меру своих сил внести вклад в пропаганду философии, которая, по словам одного историка, «клонилась к упадку». В установленный день Агафон приехал в Беотию. Было еще рано, и в сумраке он прогуливался под стенами города, наслаждаясь полетом ласточек над кровлями.
Когда пробило восемь, Агафон отправился в лекционный зал, но нашел его почти пустым. На скамьях он насчитал всего пять-шесть человек. Агафон сел возле кафедры и решил немного обождать, пока соберется больше слушателей; затем развернул свиток, по которому собирался читать, и углубился в него.
Этот свиток содержал все основные проблемы философии. Сначала в нем шла речь о теории познания, затем давалось определение истины, затем были подвергнуты острой критике ошибочные взгляды, то есть взгляды всех на свете философов, кроме самого Агафона, и излагались главные постулаты его учения. Дойдя до собственных воззрений, Агафон поднял глаза и увидел, что собралось всего девять слушателей. Его охватили гнев и сожаление, стукнув свитком по столу, он начал так:
― Дамы и господа, или скорее andres Boiotikoi[10] (10), у меня не возникло впечатления, будто ваш город испытывает большой интерес к возвышенным проблемам, которые нам предстоит обсудить. Я знаю, мужи беотийские, что вы заняты выборами в местное самоуправление, а в такой момент нет места ни для мудрости, ни для разума, выборы ― дело хитроумное.
Тут Агафон сделал небольшую паузу и задумался.
― Погодите, ― заговорил он опять, ― но только что из моих уст выскользнуло нечто такое, о чем я до сих пор не задумывался. Я коснулся трех понятий ― хитроумия, разума и мудрости. Сделал я это во гневе. Все три означают некую способность интеллекта. Я чувствую, они имеют совершенно разный смысл, но вряд ли смог бы сказать, чем они друг от друга отличаются. Простите, я тотчас вернусь к намеченным темам, только сначала попытаюсь объяснить эти три понятия.
Абсолютно ясно, ― продолжал он, помолчав, ― хитроумию противостоит глупость, в то время как противоположность разума ― безумие. Но что является противоположностью мудрости? Бывают, господа, мысли, не имеющие ничего общего с хитроумием, эти мысли исполнены мудрости, поскольку они слишком благоразумны и просты. И притом почти безумны. Мудрость не схожа ни с хитроумием, ни с разумом. Мужи беотийские, в повседневной жизни вы, как говорят, черта лысого заботитесь об определении понятий и все-таки строго их различаете. Вы можете сказать о ком-нибудь, что это «хитроумный вор», но никогда не скажете «разумный вор» или даже «мудрый вор». Вы можете похвалить своего портного, мол, у него «разумные цены», но не скажете, что у него цены «мудрые». Тут явная разница, не позволяющая вам смешивать эти понятия.
Если вы скажете о крестьянине, что он хитроумен, то, очевидно, будете иметь в виду, что он умеет хорошо торговать на рынке. Если же скажете, что это разумный крестьянин, то этим хотите сказать, что он умеет толково вести хозяйство. А если назовете его «мудрым крестьянином», то, по всей вероятности, это будет означать, что он добродетелен, во многом сведущ и способен дать полный участия серьезный совет.
Или, предположим, хитроумный политик вполне может оказаться мошенником и нанести республике вред. Однако разумным политиком вы назовете только того, кто способствует общему благу и потому достоин похвал. Мудрый политик, господа, ― и вы наверняка это чувствуете, ― нечто совсем иное, такого политика называют «отцом родины» или как-нибудь в том же роде. Из всего сказанного вытекает, что в мудрости заключена какая-то особенная сердечность.
Если о ком-то скажут, что он хитроумный, речь будет идти о его примечательном свойстве. Все равно как если бы я, к примеру, сказал, что у пчелы есть жало или что у слона есть хобот. Совсем иной смысл я вложу в утверждение, что пчела трудолюбива или что слон ― невероятно сильное животное. В этом уже заложено некое признание заслуг. Я могу уважать силу, но не могу уважать хобот. С таким же уважением я могу относиться к кому-то, признавая, что это разумный человек. Но если я скажу, что он ― человек мудрый, ― это будет, голубчики, уже совсем иное дело. Это ― все равно, как если бы я сказал, что люблю его. Короче говоря, хитроумие ― это дар или талант, разум ― это достоинство или сила, а мудрость ― добродетель.