Лицо Баламута на мгновение исказилось.
Почти сразу он вновь зажурчал сладким ручьем, увещевая непокладистого родича: сулил благоволение своего небесного хозяина, немеркнущую славу и торговую выгоду, клялся, что Закон будет соблюден и Польза несомненна...
Но старший Пандав оказался упорней, чем можно было ждать, и Кришна уехал ни с чем.
— Эта затея попахивает гнильцой, Арджуна, – мягко сказал старший.
Он стоял у окна, глядя на зацветающий сад. Кадамбы и кшаудры, ашвакарны и яблони-бильвы услаждали взор, пышно цвели карникара и дерево тилака, певчие птицы сновали в ветвях. Пленительно разубранные цветами, высились амалаки и великолепные анколы; лозы медвянки-мадхави, густо обвив ветви, свисали к самой земле...
Перед отъездом Кришна долго беседовал с Серебряным наедине, и на следующий день брат, злой и взвинченный, явился к Юдхиштхире с разговором.
Царь Справедливости с грустью отмечал в его запальчивой речи не только слова, но даже интонации аватара: раньше Арджуна попросту не способен был говорить вкрадчиво. Наново пытая счастья там, где не преуспел Баламут, он повторил все его доказательства почти в тех же выражениях, разве что сдобрив их неукротимым пылом своей души.
Стойкий-в-Битве молчал, вполуха внимая этой тираде, и рассеянно смотрел в благоуханный цветочный туман.
Видя его равнодушие, Серебряный выходил из себя. Хотелось взять тюфяка-братца за шиворот и хорошенько потрясти. Только однажды Юдхиштхира открыл рот – чтобы еще раз напомнить о мирном договоре, который Воссоединенный заключил с хастинапурскими владыками. “Черный Баламут обладает божественной мудростью, но я, с моим малым разумением, думаю, что эта мудрость не всегда годится для людей, – сказал он. – Мы не можем начать войну наперекор нашему многомудрому деду”.
Сын Индры скрипнул зубами. О войне речь не шла! Разве не доказывал Баламут, что врага, которого нельзя одолеть в честном бою, следует побеждать иным способом?
Но произнести это вслух перед сыном бога Справедливости Арджуна не мог.
Поэтому он говорил иное, и несказанные слова кипели внутри, возгоняясь в нетерпение и гнев.
Юдхиштхира смотрел в окно.
В конце концов, исчерпав прочие доводы, Серебряный прямо рассказал ему о том, что они с Бхимой намеревались сделать.
— Он убьет вас, – ответил Царь Справедливости после долгого молчания.
— Бхиму? – фыркнул Арджуна. – В бою один на один?
— Хорошо, – устало сказал Юдхиштхира, прошел мимо него к креслу и сел. Из-за плеча старшего брата на Серебряного косо глянули домашние божества; Стойкий-в-Битве взял маленькую курильницу из слоновой кости, повертел в пальцах, поставил на резную столешницу. – Судьбу Воссоединенного решили светлые суры на небесах. Но Рождение Господина!
— Что?
— Я бы понял еще, желай Кришна просто разделаться со своим недругом нашими руками, – вполголоса сказал Дхармараджа. – Но зачем он толкает нас к гибели, предлагая тяжко оскорбить наших родичей... которым мы многим обязаны...
— О да! – вызверился Арджуна. – Которые оскорбили нас, лишили законного права наследования, заставили скитаться по лесам и пытались погубить!
Юдхиштхира покачал головой.
— Неужели ты не понимаешь?
— Что?
— Что говоришь со слов Кришны...
— Он желает нашего блага!
— Подобно тому, как ты желаешь блага одному сыну суты...
Глаза Арджуны засветились мерзлым серебром – зарницы молний в серо-лазурной рассветной глубине... даже воздух вокруг него словно бы посветлел. Лицо полубога окаменело. С таким лицом Индра выходил на бой с чудовищем Вритрой, червем-брахманом, – когда убийство было не забавой, а тяжким грехом, которого не избежать. Он шагнул к Стойкому-в-Битве, нависнув над ним ледяной скалой, и старший брат поднял расширенные глаза...
Далеко в бездне повел косматой бровью бог смерти.
Юдхиштхира сморгнул.
Следующее мгновение выпало из его памяти – Серебряный гневно сказал что-то, он возразил... Ваю-Ветер шевельнул льняные пряди, выбившиеся из прически младшего, принес аромат молодых листьев и свежих бутонов, на которых таяли росные жемчужины, поддразнил угасшую курильницу, и в воздухе повеяло тончайшим дыханием алоэ... Закрыв глаза, Стойкий-в-Битве откинулся на спинку кресла, чувствуя, что слишком устал думать и сопротивляться.
Арджуна яростно метался от стены к стене.
— Или ты готов ковром лечь под ноги этих выродков, которых и мать не рожала? – выдохнул он.
— Наставника Дрону тоже не рожала мать... – попробовал возразить старший.
— Или Слепни, которые водят дружбу с сутами и пьют с поварами, более достойны трона, чем дети богов?