Круг был закончен, и Мара продолжила.
– Теперь надо очень точно расположить предметы, – сказала она и достала компас.
Стрелка компаса долго не хотела останавливаться. Антон уже устал ждать, как Мара объявит, что злые силы мешают ритуалу, и на этом дело закончится, но стрелка остановилась.
– Сюда клади дерево, – указала носком ноги Мара.
Катя высыпала из кулька струганные бруски. «Зачем мы ходили за ними на рынок, хватило бы ветки с дерева», – думал Антон.
– Землю – сюда, – командовала Мара.
Горка влажной маслянистой земли украсила паркет. Антон вздохнул.
– Сюда воду, сюда металл, нет, стой, у вас не сработает стандартный набор, – сказала Мара.
– Почему, что не так? – испугалась Катя.
«Придется доплатить», – печально подумал Антон, ища глазами бумажник и проклиная минуту своей слабости, когда разрешил Кате освятить ритуалом фен-шуй новую квартиру.
– У вас особое место, пересечение больших магнитных потоков! – радостно заявила Мара.
«Много доплатить», – подсказал Антону внутренний голос.
– Нам понадобится особый набор, более живой, – практически прыгала от радости Мара.
Катя не могла разделить ее веселья, потому как подготовила она именно то, что просила Мара.
– И что теперь? – спросила Катя.
– Сейчас, сейчас, – бегала из одного угла комнаты в другой Мара.
– Трава! – провозгласила Мара и посмотрела на Антона.
«Может, обойдется без доплаты», – обрадовался Антон и пошел на улицу рвать траву.
– И любую ель, ветку! – крикнула Мара вслед.
Когда Антон вернулся с добычей, на полу прибавилось девять морковок.
«Неожиданно», – подумал Антон, отдал ветку и траву и стал свидетелем самого ритуала.
Мара разложила принесенное и объявила:
– Потоки энергий запущены, предметы стихий нельзя перемещать двое суток!
«Вот те на!» – еле сдержал свое недовольство Антон.
– Спасибо вам огромное! – тараторила Катя, пока Мара собирала свои вещи.
За Марой закрылась дверь, Катя и Антон остались одни в квартире, в единственной комнате, которую нельзя использовать.
– Вспомним молодость и будем пить всю ночь, так и диван не понадобится, – предложил Антон.
– Может, лучше к твоей маме? – спросила Катя.
Антон кивнул, взял ключи от машины, и уже через час они протискивались сквозь молодую поросль редко использующейся тропинки заднего входа дома.
Свекровь расцеловала обоих на пороге и побежала накрывать на стол.
Катя печально ходила из комнаты в комнату.
– Чего грустишь? – поймал настроение жены Антон.
– У меня никогда не будет такого уюта, – почти плача, заявила Катя, – ты только взгляни, здесь все дышит теплом и любовью, старый секретер, он наверно еще твоего прадеда, фарфоровые кошечки, салфеточки, твои старые рисунки.
– Ты поэтому устроила этот фен-шуй дома? – спросил Антон.
– Угу.
Антон обнял Катю.
– У тебя все получится, у нас все получится, я нарисую тебе такие же кривые замки, мы купим много фарфоровых кошек или собак, и ради тебя я даже попрошу маму научить нас вязать салфетки, – сказал Антон.
– Думаю, без салфеток мы сможем обойтись, а кошек чур вытираю я, – сказала Катя и уткнулась в плечо Антона.
Ноты: зеленые ноты, цветочные ноты, дерево, хвоя, морковь, рыхлая земля, трава, фарфор, старая древесина, шелковые нитки, бумажная пыль.
Odoratika On The Banks Of The Nile (На берега Нила)
Смотрю на тихую, порой теряющую свою четкость, гладь реки. Морщинистая рука лежит на чаше с черносливом. Моя кожа стала так черна и так же суха, как эти некогда сочащиеся медом сливы. Я подношу к губам мундштук и выпускаю ароматный дым. Совсем скоро я тоже стану дымом, а пока я могу смотреть на город, на закат, на разноцветный поток туристов, которые думают, что я продаю сливы. Родные тоже так думают. И все они ошибаются. Мне, наконец, открылось великое искусство созерцания. Я просто смотрю на мир. Мир живет, бурлит, меняется. А я неизменен. Изо дня в день, сижу на низкой табуретке в маленьком переулке, который почти у пристани. Мимо бегут прыткие торговцы с мешками фруктов и пряностей, желающие срезать дорогу к рынку. Степенно шествуют иностранцы с фотокамерами. Бегают местные ребятишки и кричат:
– Здравствуйте, дедушка Сефу!
Сефу – это я. Я давно уже Сефу, до этого я был Азизи, до того Уми, а до того уж и не помню. Но все они – и Сефу, и Азизи, и Уми, и другие только в конце понимали, как надо жить, что самое ценное в этом мире можно получить сразу и бесплатно. Цена этих знаний велика – прожитая жизнь. И не передать их детям и внукам, каждый платит сам.