— Ты сказала, что любишь читать, — сказал Иккинг за моей спиной. Я даже не слышала его шагов. — Я подумал, что это место может сделать тебя счастливой.
Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к нему лицом, рукой держась за книжную полку.
Он стоит близко ко мне, достаточно близко, чтобы коснуться, но он держит руки по швам. Его глаза бродят по моему лицу.
— Спасибо, — отвечаю я. Мои пальцы сжали края полки сильнее. Я пытаюсь вспомнить слова Кэтрин, «манипулировать, а не противостоять», но на практике это не так просто.
— Почему ты добр ко мне? — спрашиваю я. Я его не понимаю. Книги, клубника, работа, он меня не трогает… Я запуталась.
Он хмурится.
— А почему бы и нет?
Я думаю о наших новых соседей, Сэме и Мередит, о его руке, сжимающей ее руку, об угрозе в его голосе. Я думала, что Иккинг будет обращаться со мной так же, но нет, все наоборот.
Я пожимаю плечами, смотрю вниз, пытаясь ответить на его вопрос так, чтобы не показаться злой.
— Просто… Большинство браков не такие, — я снова смотрю на него.
Он не отвечает, смотрит на меня, будто ждет, что я закончу мысль. Он облокачивается на книжный шкаф и смотрит мне в глаза. Ему действительно интересно. Я не могу вспомнить последний раз, когда кто-то действительно слушал меня. Обычно слушаю я.
— Когда парень добиваются девушку, он ведет себя приемлемо, а потом, когда девушка становиться его, он начинает обращаться с ней, как захочет.
— Но этого нельзя сказать про каждый брак? — спрашивает Иккинг. — Все зависит от людей и их воспитания не так ли? — он, кажется, искренне заинтересован в разговоре, старается
понять мою точку зрения.
— Ну, да, — говорю я. — У нас здесь… — осторожно начинаю я. — Большинство парней не считают своих жен за людей, — я не скрываю горечи в голосе. — И все начинают смотреть на тебя по другому, когда узнают, что ты замужем.
Иккинг смотрит на меня так пристально, что я начинаю краснеть.
— Очевидно, что я не могу говорить за всех, — говорит он, в конце концов. — Но я так не думаю. Я считаю тебя равной себе.
Я стараюсь дышать. Улыбаюсь и смотрю на него из-под моих ресниц.
— Значит, ты тоже думаешь, что браки по расчету — не очень хороши?
— Я этого не говорил, — он сложил руки на груди. — Но это не наш выбор.
Я смеюсь.
— Говоришь как человек.
Он смотрит на меня снова, и я опускаю взгляд.
— Мне тоже это не по душе, Астрид, — говорит он. — Никто не спрашивал меня, хочу ли я жениться.
— Я знаю, — говорю я оборонительно, думая о том, что даже в обычных браках, парни ведут себя по-свински. — Тебя это не беспокоит? — спрашиваю я. — Что все решили за нас?
Иккинг пожимает плечами, а я хочу кричать. Я не понимаю, как он может так спокойно говорить об этом.
— Не вижу смысла злиться на то, чего не изменить.
— Я не думаю, что есть что-то, чего нельзя изменить, если люди хотят этого достаточно сильно, — говорю я, хотя мой разум шепчет: осторожнее…осторожнее.
— Может быть, — говорит Иккинг. — Но мы уже женаты. Хотим ли мы этого или нет. Мы должны научиться с этим жить. У нас нет другого выбора.
Я знаю, что есть другой выбор. Его смерть и правление моего отца.
— Ладно, — говорю я. — Я постараюсь, — даже для себя я звучу не так убедительно.
— Ладно, — говорит Иккинг, отталкиваясь от книжного шкафа. — Теперь, давай найдем тебе что-нибудь почитать.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на кучу книг. Я не знаю, что я хочу прочитать, я просто наслаждаюсь запахом и атмосферой.
— Как насчет этого? — спрашивает Иккинг. Он протягивает мне тонкую книгу в черной кожаной обложке. — Ромео и Джульетта. Соперничающие семьи. До смерти влюбленные подростки, — его лицо невозмутимо, но его глаза смеются.
— Очень смешно.
— Назови меня сумасшедшим, — говорит он. — Но это звучит очень интригующе.
Я поворачиваюсь спиной к книжному шкафу, прежде чем он сможет увидеть мою ухмылку.
Верный своему слову, Иккинг поговорил с отцом о моей работе в суде. Как я поняла, сначала поняла президент выступил против этой идеи, но, видимо, Иккинг его убедил, потому что я начну завтра. Я в спальне, пытаюсь выяснить, что надеть в свой первый рабочий день, когда Иккинг зовет меня.
— Что? — спрашиваю я, проходя в гостиную. Он стоит там с кучей грязной одежды у ног.
— Что это?
— Я забыл про грязную одежду, — говорит Иккинг. — А она копится. И ее больше.
— Оу, — пристыжено говорю я. — Я не успела постирать. Я постираю в эти выходные.
— Я сделаю это, — говорит Иккинг, удивляя меня. Стирка — работа жены. — Просто покажи мне, как, — он чешет затылок. — Я никогда не делал это раньше.
— Правда? — спрашиваю я, подняв брови. — Никогда? — большинство парней в моей части города, по крайней мере, знают, как стирать одежду, даже если они редко делаю этого.
— Неа. В доме отца есть служанки.
Конечно, служанки. Он, наверное, никогда не делал то, что мы делаем ежедневно.
Испорченный сын президента. Я хочу разозлиться, но он пытается. И я помню, что сказала мне Кэтрин в парке: чтобы все получилось, нужно держать рот на замке.
Я смотрю на кучу одежды.
— Возьми стирку и жди меня снаружи.
Во дворе металлическое корыто. Я вытаскиваю из дома шланг и начинаю заполнять корыто Иккинг положил одежду на землю и взял пакет с мыльной пеной.
— Ладно, — говорю я, — высыпай немного в воду. Нужно вспенить её, — Иккинг кивает и высыпает половину пакета в корыто. — Нет! — кричу я. — Я сказала немного! Немного!
— Прости, — говорит Иккинг. — Что мне делать? Вытащить пену?
— Можно попробовать.
Он использует обе руки, чтобы зачерпнуть половину пены из воды и бросить ее на газон.
— Я не думаю, что это работает, — говорит он. — Я явно не предназначен для стирки.
— Хорошо, не волнуйся. Это, наверное, единственный раз, когда ты делаешь это.
Иккинг хмурится.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что я — жена, — медленно говорю я, — а ты — муж.
— Мне все равно, — говорит Иккинг. — Я имею в виду, у тебя теперь есть работа, верно?
Поэтому я должен помогать тебе по дому.Я сажусь на корточки, пытаясь найти в его словах подвох.
— Ладно, — говорю я, наконец.
Иккинг кивает и снова поворачивается к корыту.
— Теперь я должен убрать отсюда излишки пены.
Неожиданно я хихикаю, и Иккинг смотрит на меня.
— Что? — спрашивает он.
— Ты выглядишь смешно, — говорю я. Его рукава закатаны, и он весь в воде и пене. Еще один смешок вырывается из меня, и я прикрываю рот тыльной стороной ладони. — Извини, выдыхаю я.
Он вытирает руки о свои шорты.
— Смейся, смейся, — говорит он, улыбаясь. — Что теперь?
— Теперь опусти туда несколько вещей. Две или три! — говорю я, когда он схватил всю кучу. — Не все!
— Это будет длиться бесконечно, — бубнит он, бросая в воду две рубашки и пару брюк.
— Теперь бери стиральную доску, — я указываю на деревянную стиральную доску рядом с корытом. — И стираешь одежду. Вот так, — я беру одну футболку и провожу ею по доске вверх и вниз. — Потом ополаскиваешь ее чистой водой и вешаешь сушиться.
— Понял, — говорит Иккинг.
Я ополаскиваю футболку и вешаю ее на веревку. Когда я повернулась обратно, Иккинг драил брюки так, будто хотел протереть в них дыру.
— Ты пытаешься сделать их чистыми, — говорю я ему. — А не порвать их.
Иккинг смотрит на меня. Его темные волосы падают на лоб, и он начинает смеяться, морща нос. Это делает его моложе, беззаботнее. Мы смотрим друг на друга, и затем он продолжает стирать штаны, на этот раз аккуратнее.
Я делаю глубокий вдох, игнорируя горящие щеки.
— Так лучше, — говорю я, идя в сторону дома. — Я буду отдыхать на веранде, а тебе нужна практика.
Он бросает горсть пены в мою сторону, и я уворачиваюсь от нее с воплем. Когда я отошла на безопасное расстоянии, я поняла, что это первый раз, когда я провела более пяти минут с ним и