Я, наконец, решилась на черную юбку, короткую, но свободную, черные балетки и светло-фиолетовую майку. Я оставила волосы распущенными. Надеюсь, я выгляжу неплохо. Но у меня нет желания впечатлить их.
Иккинг ждет меня в гостиной. Он надел джинсы и черную рубашку, закатав рукава.
— Ты выглядишь хорошо, — говорит он мне.
— Спасибо, — отвечаю я. Мои глаза смотрят на его плечи, и я вспоминаю, как он выглядит без одежды. Внизу живота стягивается узел. Я поднимаю голову и понимаю, что он смотрит на
меня.
— Прости за сегодняшнее утро, — говорит он. — Я не должен был смеяться.
— И ты меня прости, — говорю я. — Я пытаюсь. Я просто…я не всегда знаю, что я должна делать.
— Нет надо, Астрид, — говорит он. — У меня нет списка вещей, которые ты должна делать.
А у меня есть. Мне кажется, он знает, что я притворяюсь. Или не знает, но мне от этого не легче. Почему он не может вести себя, как обычный восемнадцатилетний? Как тот, кто примет поцелуй от девушки? Вместо этого, Иккинн хочет искренности, которую я не могу ему дать.
Солнце начинает уходить за горизонт, когда мы идем по дороге.
— Как прошла твоя первая рабочая неделя? — спрашивает Иккинг.
— Хорошо. Я имею в виду, пока я не делаю ничего особенного. В основном, разбираю бумаги. Но, зато мне не скучно.
— Я рад, — говорит он. — Я знаю, что дни могут быть длинными, если нечем заняться.
Он говорит о себе? Он уходит из дома каждое утро, но я не имею понятия, куда он ходит. И почти каждый день он приходит с заходом солнца. Может быть, он ходит к реке, в то время как я в суде. Он не говорил мне, и я не спрашивала.
По мере приближения к дому его родителей, мое сердце начинает колотиться в два раза сильнее.
— Хочешь за что-то подержаться? — спрашивает Иккинг. Я не понимаю, о чем он говорит, пока не смотрю вниз. Его рука — смуглая кожа, длинные пальцы — протянута мне. Мои глаза смотрят на его лицо, и он улыбается. Мой первый инстинкт — сказать «нет», хотя это намного естественнее, чем поцелуй в ванной. Но я никогда не держалась за руки с парнем, и поэтому я нервничаю. Я знаю, что должна принять его руку; Кэтрин хотела бы этого.
Я кладу мою руку в руку Иккинга, и он переплетает наши пальцы. Его теплая ладонь согревает меня, и, кажется, сердце бьется спокойнее.
Он держит меня за руку всю дорогу до дома его родителей и отпускает, как только мы ступили в дом. Когда к нам подошел Президент, я стараюсь сдержаться и не убежать.
— Иккинг, Астрид! — говорит Президент Хеддок. Он подходит к нам с вытянутыми руками и обнимает нас, прежде чем я успеваю это понять. — Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам. Мы хотели, чтобы вы пришли раньше, но ты же знаешь свою мать, —говорит он с ухмылкой Иккингу. — Она должна убедиться, что все идеально, — звучит, как оправдание для меня.
Валка появляется за спиной мужа, с вымученной улыбкой на лице. Она одета в красную юбку и блузку с длинными рукавами, слишком жаркой для сегодняшней погоды. Я сомневаюсь, что она вообще знает, как потеть. Она напоминает мне кукол Барби, которые
всегда одинаковы — пластиковые и совершенные. Я знаю, что Валка жила в моей стороне города. Но она отличается утонченная элегантность, которой не было у женщин с которыми я росла. Она похожа на царицу.
Она обнимает Иккинга, который целует ее в щеку, и просто кивает мне. Я рада, что она не изображает любовь. Не то, что ее муж. Неприязнь — эмоция, которую я могу уважать.Ужин подается в столовой. Стол слишком большой для нас четверых, но он полностью
заставлен. Хеддоки сидят друг напротив друга и предложили нам с Иккингом сделать также.Но он берет стул и садится рядом со мной.
— Слишком большой стол, — говорит он своей матери. Я чувствую благодарность за этот маленький акт неповиновения.
Миссис Хеддок не довольна изменением, но она не делает из этого проблему. Она лишь кивает.
— Они все еще молодожены, в конце концов, — говорит Президент Стоик с улыбкой. Я сомневаюсь, что он знает, что Иккинг спит на диване каждую ночь.
Мы едим салат и теплый хлеб с розмарином и ведем светскую беседу. Я начинаю думать, что смогу пережить этот вечер без потерь, когда президент Хеддок поворачивается ко мне с улыбкой.
— Как твоя работа в суде?
— Мне нравится, — говорю я. — Я работаю с Хеддер Вереск.
Президент кивает.
— Я хорошо знаю Хеддер и ее отца. Это займет тебя до тех пор, пока не пойдут дети.
Мое сердце замирает.
— Да, — говорю я.
Президент Хеддок разрезает свой кусок курицы.
— Ты изучаешь что-нибудь интересное?
Я делаю глоток ледяной воды.
— В основном, я занимаюсь практической работой, — говорю я осторожно. — Помогаю с организационными моментами, — делаю паузу. — Хеддер сказала, что на следующей неделе мы сможем работать с заключенными.
Миссис Хеддок охает.
— Я не уверена, что это уместно, Астрид. Не для тебя.
— Почему нет? — кто-нибудь, заткните меня.
— Ты всего лишь девочка, — говорит миссис Хеддок. — Некоторые вещи являются слишком взрослыми для тебя.
Я сосредотачиваюсь на своей тарелке. Закрой рот, говорю я себе. Просто заткнись. Но я не могу, поэтому до боли прикусывая язык. Если я смогу выполнить план моего отца, это будет чудо.
— Думаю, что если я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж против своей воли, то и достаточно взрослая, чтобы работать там, где хочу, — говорю я, поднимая глаза.
Длинная пауза молчания. Вилка миссис Хеддок падает на тарелку.
— Как ты смеешь, — говорит она, широко раскрыв глаза. — Как смеешь…
— Валка, — говорит Президент Хеддок спокойным голосом. — Астрид имеет право на собственное мнение. Особенно здесь, за нашим обеденным столом, — я смотрю на него. — Я призываю к дискуссии, — говорит он мне без всяких ироний.
— Пока это в рамках ваших убеждений, верно? — спрашиваю я. Я опускаю вилку, чтобы никто не увидел, что мои руки дрожат. — На улицах люди не могут говорить о демократии.
Президент Хеддок поднимает брови.
— Твой дед поддерживал демократию, Астрид. И он проиграл. Он проиграл потому, что у него не было достаточно сторонников.
— Нет, он проиграл, потому что ваш отец первым получил оружие, — мне нужно
замолчать. Я делаю глубокий вдох, приводя себя в порядок. Рука Иккинга лежит на столе рядом со мной. Его мизинец дотрагивается до моего. Я смотрю на него и не понимаю, что он пытается сделать: поощрить меня или остановить.
— Что случиться, если давать людям решать, какое правительство они хотят? —спрашиваю я. — Чего вы боитесь? — это слова моего отца.
— Людям нужна определенность, — говорит Президент Хеддок. — Им нужен мир. У нас было достаточно войн.
— Люди за забором тоже вызывают волнения? — спрашиваю я.
— Люди за забором делали ужасные вещи. Наказание соответствует преступлению, —встревает миссис Хеддок.
— Может быть, некоторых из них, — соглашаюсь я. — Но не все из них убийцы.Некоторые люди просто воруют. Зачем оставлять их умирать? — миссис Хеддок открывает рот, собираясь заговорить, но я останавливаю ее. — А что заставляет девушек вступать в брак, не позволяя им самим решать, что делать со своим счастьем?
— Нашим приоритетом является не личное счастье, Астрид, — говорит Президент Хеддок.
— Мы все еще пытаемся выжить, увеличивая наше население. Мы пытаемся сделать их жизни лучше.
Я подавляю смех.
— Так вы знаете, что лучше для каждого человека?
— Да, — говорит миссис Хеддок. — Он знает, — она сердито смотрит на меня.
— Ты знаешь, — говорить мне Президент Хеддок. — Ты напоминаешь мне свою мать.Конечно, ты похожа на нее. Она тоже была… слишком страстной.
— Что? — шепотом спрашиваю я, но в моей голове я слышу крики. — Вы знали мою маму?
— Да, — его улыбка печальна. — Я хорошо ее знал.
У меня так много вопросов, что они образуют комок в горле. Я хочу кричать на него, царапать еще щеки и спрашивать, как может он говорить о ней таким нежным голосом, если он сам убил ее? Но я беру себя в руки. Если он сможет рассказать мне о моей матери, то я готова выслушать.