А Иккинг помог мне освободиться. Он не спас меня. Он дал мне свободу.
Я думала обо всех возможных вариантах. Я думала о том, чтобы рассказать Иккингу, что планируют мой отец и Кэтрин. Но я должна их остановить. Но ничего не делать тоже не вариант. Я могла бы разбить пробирку и продолжать жить своей жизнью, но они все равно найдут способ убить Иккинга и без моей помощи. Чтобы я не думала, факт остается фактом: они убьют его.
Решение приходит само собой. Если я не могу остановить мою семью сама, я остановлю их с помощью правительства. Я сдамся.
========== Глава 23. ==========
Я оставляю записку там, где ее найдут. Если не сегодня, то завтра рано утром, когда приедет Хеддер. Она не пропустит ее; она слишком хорошо выполняет свою работу. Потом я иду домой и оставляю флакон в нижнем ящике в ванной, где все мочалки и шампуни. Я не знаю, буду ли они проверять отпечатки пальцев, но на всякий случай, вытираю флакон, чтобы на нем были только мои.
Я улыбаюсь во время ужина и стараюсь не думать, что это моя последняя ночь в этом доме.
Я слушаю смех Иккинга и стараюсь не думать, что слышу его в последний раз, потому что завтра он будет ненавидеть меня. Но он будет жив, а это справедливо. После ужина я ложусь под одеяло и не сдерживаю слез. Он это слышит, когда ложиться рядом.
— Астрид? — говорит он. Я хочу запомнить звук его голоса. — Почему ты плачешь?
— Я не плачу, — говорю я, вытирая щеки. Я отталкиваю его и поворачиваюсь к нему. Его глаза выглядят почти прозрачными в лунном свете.
— Давай сбежим, — выдыхаю я. — За забор.
Посмотрим, что там. Найдем океан.
Он смотрит на меня и хмурится.
— Что случилось? — говорит он, наконец. — Поговори со мной.
Но я не могу. Я качаю головой.
— Нет, — шепчу я.
Его руки крепко сжимают мои бедра.
— Когда-нибудь, — говорит он. — Мы посмотрим вместе на океан, я обещаю.
Я киваю, потому что я не могу открыть рот, не представляю, что может из него вылететь. Я просто ложусь на него и целую его. Мягкость его губ, вкус, сила его рук. Я хочу запомнить это.
Я хочу сказать, что я люблю его. Но это было бы эгоистично. Я — лгунья.
Я просыпаюсь от стука в дверь. Он громкий и настойчивый. Мое сердце бьется так же.
Почему-то я уверена, что это за мной.
— Иккинг, кто-то пришел, — я толкаю его, щурясь от лучей солнца из окна.
— Хммм? — бормочет он. Стук становиться сильнее. Они не будут долго ждать.
— Кто, черт возьми, пришел так рано? — стонет он, поднимаясь.
Как только он покинул комнату, я сажусь, делаю глубокий вдох, и убирая волосы с лица. Я должна быть сильнее, чем когда-либо прежде, храбрее. Голос, доносящийся из гостиной, похож на голос… Валки? Будет хуже, чем я ожидала.
Я надеваю шорты и футболку, а затем собираю волосы в хвост. А затем в дверях появляется растерянный Иккинг и человек в грязной полицейской форме.
— Астрид, — говорит он. — Мои родители здесь. И полиция, — он указывает на человека рядом.
— Они говорят, что они получили анонимную записку о том, … — он замолкает и смотрит на полицейского.
— Это просто смешно. Я не могу поверить в это.
— В записке сказано, что вы планировали отравить его, — говорит полицейский.
— Они хотят сделать обыск, — говорит Иккинг.
— Валяйте, — говорю я, пытаясь не трястись от страха.
Полицейский выходит из комнаты, и через несколько секунд, я слышу звуки открытия шкафов на кухне, а его голос выкрикивает приказы. Иккинг смотрит на меня, а я стараюсь не плакать. Я сажусь на край кровати и опускаю взгляд на руки.
— Я не понимаю, что они делают здесь, — говорит Иккинг. Он садится рядом со мной.
—Может, мы все еще спим?
— Это не сон, — говорю я.
— Ну, они должны поторопиться и убраться отсюда, — говорит Иккинг. В его голосе гнев, страх и сомнение. Мое сердце падает в желудок. Я хочу рассказать ему, но я боюсь причинять ему боль. Но это выбор между болью или смертью. Смерть — не вариант.
Иккинг берет мою руку в свою, в то время как мы слушаем, как полиция роется в кухне и гостиной, притворяясь, что не замечаем их. Затем они идут в ванную. Я начинаю трястись от
страха. Как и Иккинг, который нервно дергает ногой.
Мы слышим возглас из ванной, а затем звук быстрых шагов, разговоров. Я не могу сосредоточиться.
— Мы нашли кое-что, — говорит полицейский, и мы с Иккингом смотрим на него. Он держит пластиковый пакет с пузырьком внутри.
— Что это? — спрашивает Иккинг.
— Это мы и должны выяснить, — говорит полицейский, глядя на меня. — Но если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что это яд.
Иккинг медленно поворачивает голову ко мне.
— Мы должны… — начинает полицейский, но Иккинг даже не смотрит на него.
— Астрид, — говорит он. Он не просто смотрит на меня, он смотрит на меня, изучая меня пристальным взглядом. Он не верит. Он ждет объяснений. Он не верит полицейскому, потому что он верит в меня.
Одинокая слеза стекает по моей щеке.
— Прости меня, — шепчу я. Я вижу, что полицейский направляется ко мне я встаю, отпустив его руку. Я не сопротивляюсь, когда он схватил меня за руки. Я не смотрю, когда Иккинг
пытается вмешаться, толкая полицейского, когда он тащит меня в гостиную. Я вижу лицо Валки и
думаю, что она хочет задушить меня своими руками.
========== Глава 24. ==========
Они посадили меня в камеру в подвале здания суда. Она чистая, по крайней мере.
Полицейский, который нашел флакон, практически пихает меня внутрь.
— Я уверен, что мы разберемся со всем этим в ближайшее время, — говорит он. — Сиди тихо.
Дверь с грохотом захлопывается. Я опускаюсь на железную кровать и сворачиваюсь в клубок. Здесь жарко, но я бесконтрольно дрожу.
Я должна быть готовой ко всему, что произойдет дальше. Я не могу отступить сейчас. Я говорю себе, что кто бы ни пришел в мою камеру, я буду готова. Это может быть мой отец, президент, сам Иккинг. Кто бы это ни был, я буду сильной.
Я не знаю, сколько времени проходит. Стало невыносимо душно.
— Астрид?
Я подскочила. В дверях стоит Хеддер. Она закрывает дверь камеры за собой и смотрит на меня печальными глазами.
— Твой отец и сестра здесь, — говорит она. — Они наверху. Затем они встретятся с Хеддоками. Они говорят, что понятия не имели, что ты что-то планировала, — они играют до конца.
— Они не знали, — говорю я. Во рту пересохло.
— Я думаю, что ты не захочешь говорить с полицией без адвоката. Поэтому сегодня, мы наймем адвоката. Затем ты сможешь…
— Нет, — говорю я слишком громко. — Не надо адвоката, — правовая система изменилась после войны. Мы не имеем права на адвоката или отказа от разговора с полицией. Но Хеддер, наверное, думает, что она помогает мне. — Я хочу признать себя виновной. Не надо суда.
— Астрид, — говорит Хеддер, делая шаг ко мне.
— Я не знаю, что происходит. Но я знаю,
что произойдет, если ты признаешь себя виновной. Как и ты.
Я киваю.
— Я виновна. Не надо суда.
Хеддер смотрит на меня, затем открывает дверь.
— Пойдем со мной, — говорит она.
— Куда мы идем?
— Давай, — говорит она. — Торопись.
Я не хочу покидать относительную безопасность своей камеры, но Хеддер никогда не причинит мне боль. Я следую за ней.
— Мы посмотрим, что можно сделать, чтобы достать тебе какую-нибудь обувь, — говорит она, косясь на мои голые ноги. — И другую одежду.
Мы выходим из камеры, и Эрет удивленно смотрит на нас.
— Я веду ее в комнату для допросов, — говорит Хеддер.
— Ладно, — Эрет, кажется, смущен, но он не спорит.
Хеддер ведет меня к двери, неотличимой от всех остальных. Комната за дверью маленькая, в ней только стол и два стула.
— Посиди, — говорит Хеддер. — Я скоро вернусь.
На одной стене висит двустороннее зеркало, но я не думаю, что кто-то наблюдает за мной.
Я сижу на металлическом складном стуле и смотрю на стол. Внезапно динамик, установленный на потолке, гудит, заставляя меня подпрыгнуть.