— Спасибо за тот вечер, — однажды сказала она, когда мы с ней были одни. — Уж не знаю, что ты сделал Кевину, но ты ему очень понравился.
— Просто был самим собой.
Она улыбнулась:
— Спасибо, что ничего не сказал ему про нас. Я очень дорожу Кевином и не хочу, чтобы он вообразил, будто между нами еще что-то осталось.
У меня болезненно сжалось сердце.
— Кевин сказал, что ты не захотела выйти за него замуж.
— Тебя это не касается, Маркус.
— Кевин очень славный, но ты ему не пара.
Я тут же пожалел, что сморозил такую глупость. Куда я лезу? Но она только пожала плечами:
— А у тебя есть Лидия.
— Откуда ты знаешь про Лидию? — спросил я.
— Читала во всяких глупых журналах.
— О чем тут говорить, это история четырехлетней давности. Мы давным-давно не вместе… Просто интрижка.
Я решил сменить тему и показал Александре фото, оно у меня было с собой.
— Помнишь?
Она погладила снимок кончиками пальцев и грустно улыбнулась:
— Кто бы тогда мог подумать, что ты станешь знаменитым писателем?
— А ты — звездой эстрады?
— Без тебя я бы ею не стала…
— Не надо.
Мы помолчали. И вдруг она назвала меня так, как называла прежде, — Марки.
— Марки, — прошептала она, — мне тебя уже восемь лет не хватает.
— Мне тебя тоже. Я следил за всеми твоими выступлениями.
— А я читала твои романы.
— Понравилось?
— Да. Очень. Я часто перечитываю некоторые места в твоем первом романе. Вспоминаю твоих кузенов. Банду Гольдманов.
Я улыбнулся, по-прежнему держа в руках снимок и не сводя с него глаз.
— Ты прямо оторваться не можешь от этого фото, — сказала она.
— Не знаю, то ли я от него, то ли оно от меня.
Я убрал фотографию в карман и уехал.
В тот день, выезжая из ворот Кевина, я не заметил, что на улице стоял черный микроавтобус; мужчина за рулем следил за мной.
Я свернул на шоссе, и он поехал за мной.
Балтимор, Мэриленд, ноябрь 1989 года
С тех пор как Вуди сказал, что хочет стричь газон у Гольдманов, его просьба не выходила у дяди Сола из головы. Особенно после того, как Арти пришел к ним на ужин и рассказал, как чертовски трудно держать мальчика в узде.
— Хоть в школе ему нравится. Любит учиться, и голова на месте. Но вот после уроков творит невесть что, невозможно же за ним все время приглядывать.
— А что с его родителями? — спросил дядя Сол.
— Мать давным-давно исчезла из поля зрения.
— Наркоманка?
— Да нет, просто слиняла. Молодая была. Отец тоже. Решил, что и один может воспитать мальчишку, но когда завел себе серьезную подружку, дома началось черт-те что. Малыш бесился, готов был драться со всем миром. Вмешались социальные службы, судья по делам несовершеннолетних. Поместили его в интернат, якобы на время, но потом подружку отца перевели по работе в Солт-Лейк-Сити, и папаша пустился за ней через всю страну; женился, наделал детей. Вудро остался в Балтиморе, про Солт-Лейк-Сити он и слышать не хочет. Они время от времени созваниваются, отец ему иногда пишет. Больше всего меня тревожит, что Вудро все время с этим типом, Девоном: тот преступник чистой воды, курит крэк и балуется с пушкой.
Дядя Сол подумал, что если Вуди после школы будет стричь газоны, у него не останется времени болтаться по улицам. Он переговорил с Деннисом Бунсом, старым садовником, почти в одиночку ухаживавшим за всеми садами в Оук-Парке.
— Я никого не нанимаю, мистер Гольдман. Тем более малолетних преступников.
— Он парень стоящий.
— Он преступник.
— Вам нужна помощь, вам же чем дальше, тем труднее справляться с такой кучей дел.
Дядя Сол был прав: Бунс выбивался из сил, но жмотился платить помощнику.
— А платить ему кто будет? — обреченно спросил он.
— Я, — ответил дядя Сол. — Пять долларов в час ему и два вам за обучение.
Бунс после недолгих колебаний согласился, но уточнил, грозно наставив палец на дядю Сола:
— Предупреждаю, если этот мелкий стервец поломает мне инструменты или меня обворует, платить будете вы.
Но Вуди ни о чем таком и не думал. Он был счастлив, что дядя Сол предложил ему работать у Бунса.
— А вашим садом я тоже буду заниматься, мистер Гольдман?
— Наверно, иногда. Но главное, будешь помогать мистеру Бунсу. И слушаться его.
— Я буду хорошо работать, обещаю.