Учитель физкультуры снова склонился к нему:
— Фрэнк, мест в команде нет. А есть лист ожидания метровой длины. Если мы сделаем для мальчишки исключение, придется иметь дело с родителями других учеников, а мне только этого не хватало. И скажу прямо: если он выйдет на площадку, мы проиграем. А мы в этом году и так выглядим не лучшим образом. У нас и так результаты в баскетболе не блестящие, а уж тут…
Хеннингс кивнул и, повернувшись к Гиллелю, немедленно изобрел кучу правил внутреннего распорядка, согласно которым никак нельзя менять состав баскетбольной команды в течение учебного года. Тут в зал на тренировку ввалилась целая орда мальчишек, и Гиллель с директором уселись на скамейку под трибунами.
— Ну и что мне делать? — спросил Гиллель.
— Ты можешь назвать мне имена озорников. Я их вызову и сделаю внушение. Еще мы можем организовать мастер-класс по борьбе с озорством.
— Нет, так еще хуже. Вы же сами понимаете.
— Тогда почему ты просто не уйдешь от этих безобразников? — рассердился Хеннингс. — Не ходи на спортплощадку, если не хочешь, чтобы они тебе мешали, вот и все.
— Я не собираюсь бросать баскетбол.
— Упрямство — нехорошая черта, мой мальчик.
— Я не упрямый. Я не хочу уступать фашистам.
Хеннингс побелел как мел.
— Ты где слышал такое нехорошее слово? Надеюсь, тебя не на уроке научили таким словам? В школе Оук-Три таким словам не учат.
— Нет, я в книге прочитал.
— В какой книге?
Гиллель открыл портфель и вытащил книгу по истории.
— Это что за ужас? — проблеял Хеннингс.
— Книга, я ее взял в библиотеке.
— В школьной библиотеке?
— Нет, в городской.
— Уф, слава богу! Так вот, я тебя прошу: больше не приноси эту отвратительную книгу в школу и оставь свои измышления при себе. Мне не нужны неприятности. Но ты, я вижу, очень много всего знаешь. Тебе надо использовать свою силу, чтобы себя защитить.
— Но у меня нет никакой силы! В том-то и проблема.
— Твоя сила в уме. Уж больно ты умный мальчик… А в сказках умный всегда побеждает сильного…
Урок директора Хеннингса не пропал даром. В тот же день после уроков Гиллель прямо в школьной редакции написал рассказ и отдал его миссис Чериот, чтобы она напечатала его в ближайшем номере газеты. В нем говорилось о маленьком мальчике, который учится в частной школе для богатых и которого одноклассники на каждой перемене привязывают к дереву и мучают всеми возможными способами — в частности, придумывают незаметные, но омерзительные пытки, из-за которых у юного героя начинается страшное воспаление во рту. Никому из взрослых нет дела до его мук, и прежде всего директору школы: он вместе с учителем физкультуры облизывает с ног до головы родителей учеников. В финале школьники поджигают дерево вместе с мальчиком и пляшут вокруг костра, распевая благодарственный гимн учителям, которые позволяют им без помех издеваться над слабыми.
Прочитав рассказ, миссис Чериот немедленно поставила в известность директора Хеннингса; тот запретил его печатать и вызвал к себе Гиллеля.
— Ты отдаешь себе отчет, что в твоем рассказе полно слов, которые у нас говорить запрещено? — негодовал Хеннингс. — Не говоря уж о содержании этой дурацкой истории. Как ты смеешь обвинять учителей?
— То, что вы делаете, называется цензура, — возразил Гиллель, — фашисты тоже так делали, я читал в книге.
— Может, хватит уже болтать про фашизм? Это не цензура, а здравый смысл! У нас в Оук-Три действуют правила морали, ты их нарушил!
— А ничего, что в предыдущем номере напечатали мое письмо Хелене?
— Я тебе уже объяснял, миссис Чериот думала, что это она написала стихи.
— Но когда стихи появились в газете, я ей говорил, что это я их автор!
— Правильно сделал, что сказал.
— Но она должна была запретить распространять газету!
— Это еще почему?
— Потому что для меня публикация этого письма страшно унизительна!
— Знаешь, Гиллель, мне надоели твои капризы! Стихи очень милые, в отличие от этого рассказа. Он просто напичкан всякими мерзостями и грубостями.
Директор Хеннингс отправил Гиллеля к школьному психологу.
— Я прочитал твой текст, — сказал психолог, — он мне показался интересным.
— Больше никому так не показалось.
— Мистер Хеннингс сказал, что ты читаешь книги про фашизм…
— Я взял одну книгу в библиотеке.
— Это она навела тебя на мысль написать рассказ?
— Нет, это ваша бездарная школа навела меня на мысль.
— Возможно, тебе не стоит читать такие книги…