— В интернате не хотят, чтобы я к вам приходил.
— Почему?
Вуди понурил голову:
— Я довольно давно не хожу в школу.
— Что? Но почему?
— Мне здесь лучше. Я хотел быть с тобой, Гилл! Арти в бешенстве. Он звонил твоему отцу. Сказал, что у Бунса я больше не работаю.
— И все-таки разрешил тебе приехать?
— Я сбежал! Я не хочу туда возвращаться! Я хочу быть с тобой!
— Нам никто не помешает видеться, Вуд. Я что-нибудь придумаю!
И Гиллель придумал: в тот же день он поселил Вуди в пристройке к бассейну Балтиморов. Там он может спокойно жить до лета, туда никто никогда не заглядывает. Гиллель дал ему одеяла, еду и рацию для разговоров.
Вечером к Балтиморам заехал Арти Кроуфорд и сообщил, что Вуди исчез.
— То есть как это исчез? — встревожилась тетя Анита.
— Не вернулся в интернат. Оказалось, что он уже несколько месяцев не ходит в школу.
Дядя Сол повернулся к Гиллелю:
— Ты сегодня видел Вуди?
— Нет, па.
— Точно?
— Да, па.
— Ты не знаешь, где он может быть? — строго спросил Арти.
— Нет. С радостью бы вам помог, но не могу.
— Гиллель, я знаю, что вы с Вуди большие друзья. Если тебе что-то известно, ты должен мне сказать, это очень важно.
— Да, вот что… Он как-то говорил, что отправится в Юту, к отцу. Собирался доехать автобусом до Солт-Лейк-Сити.
Той ночью они общались по рации. Гиллель, с головой накрывшись одеялом, говорил очень тихо, чтобы не услышали родители:
— Вуди? Все в порядке? Прием.
— Все в порядке, Гилл. Прием.
— Вечером к нам приходил Кроуфорд. Прием.
— Чего ему надо? Прием.
— Тебя искал. Прием.
— И что ты ему сказал? Прием.
— Что ты в Юте. Прием.
— Здорово придумал. Спасибо. Прием.
— Не за что, приятель.
Следующие три дня Вуди прятался в пристройке. Наутро четвертого он на рассвете вышел и спрятался на улице, чтобы дождаться Гиллеля и проводить его в школу.
— Ты с ума сошел, — сказал Гиллель. — Если тебя кто-нибудь увидит, тебе крышка.
— Мне там душно. Хотел ноги размять. И потом, боюсь, если Хряк не увидит меня в школе, он опять за тебя примется.
Вуди проводил Гиллеля до школьного двора и, как обычно, смешался с толпой учеников. Но в то утро директор Хеннингс приметил незнакомого мальчика и сразу понял, что тот не из его школы. Вспомнил особые приметы, перечисленные в объявлении о розыске, и вызвал полицию. Через минуту к школе подъехал патруль. Вуди сразу его заметил и хотел удрать, но наткнулся на Хеннингса.
— Простите, молодой человек, вы кто такой? — строго спросил Хеннингс, крепко взяв его за плечо.
— Беги, Вуди! — закричал Гиллель. — Спасайся!
Вуди вырвался из рук Хеннингса и кинулся бежать со всех ног, но подоспевшие полицейские задержали его. Гиллель бросился к ним, крича:
— Не трогайте! Не трогайте его! Вы не имеете права!
Он хотел растолкать полицейских, но Хеннингс не пустил его. Гиллель разрыдался.
— Оставьте его! — заорал он вслед полицейским, уводившим Вуди. — Он ничего не сделал! Он ничего не сделал!
Оторопевшие школьники во внутреннем дворе смотрели, как Вуди сажают в полицейскую машину, пока Хеннингс и учителя не приказали им разойтись по классам.
Гиллель все утро проплакал в медицинском кабинете. Во время перерыва на ланч к нему зашел Хеннингс:
— Ну-ну, мой мальчик, пора вернуться в класс.
— Зачем вы это сделали?
— Директор интерната предупредил меня, что, возможно, Вуди появится здесь. Твой друг совершил побег, ты понимаешь, что это значит? Это очень серьезно.
После перерыва Гиллель с тяжелым сердцем пошел на уроки. Хряк с нетерпением поджидал его.
— Час мести пробил, Креветка, — изрек он. — Твоего дружка Вуди тут больше нет, и после уроков я тобой займусь. Тебя ждет чудесное собачье дерьмо. Ты уже пробовал собачье дерьмо? Нет? Это будет твой десерт. До последней крошки съешь, ням-ням!
Едва прозвенел звонок с последнего урока, как Гиллель пулей вылетел из класса; за ним несся Хряк с криком: «Ловите Креветку! Ловите его, устроим ему праздник!» Гиллель промчался по коридорам, но потом не выскочил в дверь со стороны баскетбольной площадки, а, пользуясь своим маленьким ростом, прошмыгнул через поток спускавшихся вниз учеников, взлетел по лестнице на второй этаж, по пустым коридорам добежал до каморки привратника и затаился там, стараясь не дышать. Кровь стучала в висках, сердце бухало прямо в уши. Когда он отважился выйти, уже стемнело. Он на цыпочках крался по школе в поисках выхода и вскоре узнал коридор, ведущий в редакцию газеты. Проходя мимо, он заметил, что дверь приоткрыта, и услышал какие-то странные звуки; застыл на месте и прислушался. Он узнал голос миссис Чериот. Потом раздался звук шлепка, а за ним — стон. Заглянув в щель, он увидел директора Хеннингса. Тот сидел на стуле, а на коленях у него кверху задом лежала миссис Чериот в спущенной юбке и трусах. Он крепко, но любовно шлепал ее по ягодицам, а она при каждом ударе сладко постанывала.