— Я вас где-то видел, нет?
— Меня зовут Маркус. Маркус Гольдман.
— Писатель, верно?
— Он самый.
— Читал вашу последнюю книжку. Александра посоветовала, ей очень нравится то, что вы пишете.
Происходило что-то невероятное. Я снова встретил Александру, в доме ее жениха. Кевин ничего не понял и предложил мне у них поужинать; я охотно согласился.
Мы пожарили громадные стейки на гигантском барбекю, стоявшем на террасе. За последними переменами в карьере Кевина я не уследил: думал, он по-прежнему защитник «Нэшвилл Предаторз», а оказывается, за время летних трансферов его продали во «Флорида Пантерз». Дом принадлежал ему. Он теперь жил в Бока-Ратоне, а Александра в перерыве между записями нового альбома приехала с ним повидаться.
Только под конец ужина Кевин наконец догадался, что мы с Александрой хорошо знакомы.
— Ты из Нью-Йорка? — спросил он.
— Да. Живу я там.
— А что тебя привело во Флориду?
— Я привык сюда заезжать в последние годы. У меня дядя жил в Коконат-Гроув, я его часто навещал. Недавно купил дом в Бока-Ратоне, неподалеку отсюда. Хотелось найти спокойное место, чтобы писать.
— Как поживает твой дядя? — спросила Александра. — Не знала, что он уехал из Балтимора.
Я уклонился от ответа и сказал только:
— Он уехал из Балтимора после Драмы.
Кевин, сам того не заметив, наставил на нас вилку:
— Мне кажется, или вы в самом деле знакомы?
— Я несколько лет жила в Балтиморе, — отозвалась Александра.
— И моя родня тоже жила в Балтиморе, — подхватил я. — Как раз дядя с женой и мои двоюродные братья. Они жили в одном районе с семьей Александры.
Александра почла за лучшее не развивать эту тему, и мы заговорили о другом. После ужина она предложила отвезти меня домой, раз я пришел пешком.
В машине, наедине с ней, я ясно ощутил повисшее в воздухе напряжение. И в конце концов произнес:
— С ума сойти, надо же было твоему псу забежать ко мне…
— Он часто убегает.
Мне некстати пришло в голову пошутить:
— Наверно, ему не нравится Кевин.
— Не начинай, Маркус, — жестко отрезала она.
— Не надо так, Алекс…
— Как — так?
— Ты прекрасно знаешь, о чем я.
Она резко затормозила посреди дороги и посмотрела мне прямо в глаза:
— Почему ты так со мной поступил, Маркус?
Я с трудом выдержал ее взгляд.
— Ты меня бросил!
— Прости. У меня были причины.
— Причины? Не было у тебя никаких причин все угрохать!
— Александра, но они… Они умерли!
— И что? Я, что ли, виновата?
— Нет, — ответил я. — Прости. Прости за все.
Повисло гнетущее молчание. После я лишь подсказывал ей дорогу к дому. Когда мы приехали, она сказала:
— Спасибо за Дюка.
— Я бы с радостью повидал тебя снова.
— По-моему, лучше оставить все как есть. Не приходи больше, Маркус.
— К Кевину?
— В мою жизнь. Не приходи больше в мою жизнь, пожалуйста.
Она уехала.
Домой не хотелось совсем. Ключи от моей машины лежали в кармане, и я решил прокатиться. Свернул на Майами, недолго думая, проехал город насквозь, к тихому району Коконат-Гроув, и припарковался у дядиного дома. Погода стояла теплая, я вышел из машины и, прислонившись к капоту, долго смотрел на дом. Мне казалось, что дядя здесь, что я ощущаю его присутствие. Мне хотелось увидеть его снова, а для этого был лишь один способ. Написать о нем.
Сол Гольдман был братом моего отца. До Драмы, до событий, о которых я собираюсь вам рассказать, он был, по словам моих дедушки и бабушки, «очень большой человек». Возглавлял одно из крупнейших адвокатских бюро в Балтиморе и благодаря своему опыту вел самые громкие дела по всему Мэриленду. Дело Доминика Пернелла — это он. Дело «Город Балтимор против Морриса» — тоже он. Дело о незаконных сделках «Санридж» — тоже он. В Балтиморе его знали все. О нем писали в газетах, его показывали по телевизору, и я помню, какое впечатление на меня это в свое время производило. Женился он на своей юношеской любви, на той, что стала для меня тетей Анитой, самой красивой женщиной и самой ласковой матерью, на мой тогдашний детский взгляд. Она была ведущим врачом-онкологом в знаменитой местной клинике, госпитале Джона Хопкинса. С их чудесным сыном Гиллелем, добрым и необычайно умным мальчиком, почти моим ровесником, мы относились друг к другу как братья.