«ТИБЯ ПРЕДУПРИЖДАЛИ»
Боль в груди набухла толчками, вонзилась под лопатку и стиснула когтями сердце.
Мастер Ольц со всхлипом схватился за грудь, рухнул на колени и повалился на пол.
* * *
Кузовоз подъехал к вокзалу. Через окно Гай заметил две припаркованных «консервы», но виду не подал, что его это как-то озаботило. Машина проехала мимо лагеря депортированных, и худая девочка в отрепьях на обочине проводила её бессмысленным взором.
Водитель дважды посигналил, прежде чем ворота отползли в сторону. Кузовоз въехал на грузовую платформу, освещённую яркими фонарями — здесь шли приготовления к погрузке.
Гай выбрался из кабины, пока ящики цепляли к тросу крана. Поезд уже подали на пути, и состав растянулся вдоль перрона сплошной стеной, уходящей в сумерки. Товарные вагоны, три пассажирских низшего класса, переделанные из скотовозок — в таких возили сезонных рабочих из Вест-Шатонска; несколько оборванцев дымили самокрутками неподалёку. Ещё один, без окон и с решётками на дверях тамбура — в нём везли на север арестантов…
А во главе состава возвышался клокомотив. Даже бывалому Гаю он внушал невольное почтение — своей огромностью, величавостью, устремлёнными вперёд хищными формами. От носа до кормы он был закован в литой серебристый кожух безупречно обтекаемой формы. Скошенный решетчатый нож путеочистителя выступал над рельсами, как таран древней боевой галеры. Кожух выгибался двумя арками над огромными ведущими задними колёсами; шатуны походили на лапы кузнечика, поджатые для прыжка.
Когда ящик наконец опустился на землю, и грузчики отошли, Коул внутри тихо перевёл дух. Поездка вышла ужасной, на каждом ухабе наваливались на плечо тяжёлые железяки, и вдобавок его укачало. Тревожила лишь мысль о том, что Рину сейчас ещё хуже.
— Эй, Рин, ты как? — чуть слышно шепнул он уголком рта.
— Ничего… — судя по прерывистому шёпоту, Рину было совсем худо.
— Стойте! — От вокзала в свете фонарей шагали двое, учётчик и полицейский. Гай, с виду совершенно спокойный, внутренне напрягся. Конечно, так гладко всё пройти не могло.
— Что стряслось, Вельш? — спросил водитель.
— Внеочередной досмотр, — пояснил учётчик. Ему самому ситуация не нравилась. Ни с того ни с сего на вокзал нагрянула полиция, вдобавок под командованием каких-то типов — один из которых немедленно потребовал встречи с начальником станции. И за что ему такая честь, с виду побирушка из подворотни. — Ищут что-то, а то и кого-то.
— Эк! Что, и поезд задержат, поди?
— Хотели бы, да машинист хай поднял. Двигатели уже заведены, маховики разогнаны, всё стопорить — это ж какие затраты…
— Хватит болтать! — нервно оборвал полиц. Учётчик зажёг искровой фонарик и проверил пломбы на ящике. Гай наблюдал за ним с деланным спокойствием.
— Всё цело, — доложил Вельш. — Можно грузить!
— Нет, — помедлив покачал головой полиц, и от этого «нет» мальчишки в ящике вздрогнули разом. — Мне надо убедиться. Эй, ребята!
К нему подошли двое симовцев: коротко стриженый паренёк и девочка со стянутыми в хвостики волосами. У обоих за плечами по пневматической винтовке — лёгкой, «ученической», а в кармашках на поясах краснело оперение усыпляющих дротиков. Вдобавок парень держал на поводке чёрного пса, поджарого и остромордого. С этих троих можно было хоть сейчас ваять скульптуру на площадь.
— Гром, ищи! — строго велела девчонка. Пёс нетерпеливо сунулся к ящикам и начал их обнюхивать. Коул и Рин оцепенели и задержали дыхание, когда в щель меж досками ткнулся сопящий нос. Рин впился зубами в кулак, чтобы не всхлипнуть от ужаса: вот-вот!..
Но ничего не случилось. Пёс обнюхал все ящики, фыркнул и уставился на хозяев: мол, а что? Гай тихонько выдохнул: он уж боялся, что зелье во флаконе выветрилось.
— Всё чист'! — доложил парень, и Коул с удивлением узнал голос Рокка. (В другое время этот каламбур его позабавил бы — «услышал голос рока…»).
— Ну и слава Вечному. Эй, загружайте!
Заскрежетали натягиваемые лебёдками тросы. Конвейер погрузочной линии приподнялся, как трап, и лёг на борт полувагона без крыши. Рабочие вкатили на конвейер первый ящик — и тот поехал по нему до самого верха, где его подцепили крючьями к стреле вокзального крана, и вот он уже опустился на дно полувагона. Когда взялись за контейнер с мальчишками, Коул на секунду похолодел — лишь представив, что сейчас их погрузят, а сверху нагромоздят другие ящики.
— Куда! — прикрикнул кто-то. — Метки видишь? Этот на самый верх! — Коул позволил себе выдохнуть. Спасибо, Гай, предусмотрел…
— А кого ловим-то, офицер? — спокойно спросил Гай. Полиц помешкал секунду.
— Ладно, всё равно по вокзалу ориентировку дадут. Подали в розыск двоих мальчишек. — Он вынул из кармана фототипии.
— О, Кол! — радостно вскрикнул Рокк, приглядевшись. — Знай'во!
— Тем лучше. Хорошо знаешь?
— Очхорш! Неоч' сознать' — но хорш чел. Раньш' друж…
— Дружили, значит. Так вот, имейте в виду: задержать любыми силами. А если будет нужно… даже подстрелить. Ты понял?
Пауза. А потом:
— Слушс'! — Рокк произнёс это так же бодро, без колебаний.
И вдруг Коулу стало жутко. И сильнее всего пугал не оказавшийся подлецом Хилл, и даже не безжалостный Часовой — а этот бодрый, без тени сомнения ответ бывшего друга… Тут ящик вздрогнул и пошёл куда-то вверх, так, что нутро ёкнуло.
— Не извольте беспокоиться, офицер, — Гай проводил взглядом последний ящик — тот проплыл по воздуху на тросах и опустился в полувагон. — Если встречу этих мальчишек — будьте уверены, я поступлю так, как велит мне долг.
Отправление поезда всегда охвачено аурой напряжения.
Наверное, так Бывшие готовили к старту свои невероятные корабли, что отправлялись к звёздам.
Гигантский клокомотив величав и неподвижен в свете прожекторов — но в нём уже чувствуется грозная мощь взведённого пружинного сердца, готовая помчать по рельсам сотни тонн металла. Отстыковываются заводные валы, и рабочие задраивают люки в бортах. Вдоль состава проходят сцепщики с фонарями, проверяя сочленения вагонов. Пневмотехник разглядывает манометры тендера-компрессора, захлопывает щиток и оборачивается:
— Давление в основной системе подачи — норма!
— Вспомогательная система — норма!
— Первая сцепка готова! вторая! третья, пятая…
Чеканные команды и отклики проносятся по составу чередой. Техники отцепляют от бортов заводные рукава вспомогательных пружин. Мастер-грузовщик сверяет расстановку ящиков с карго-планом — чтобы груз не нарушил выверенного равновесия состава.
И вот приготовления завершены. Рабочие разбежались, погрузочные линии отходят от поезда, как трапы от бортов ракеты. Но поезд всё ещё бездвижен, и каждая секунд тянется, будто капля смолы.
Но вот! — на семафоре вспыхивает зелёный фонарь. И в рубке машинист произносит в переговорную трубу неизменное, ритуальное:
— Погнали!
И опускает рычаг сцепления.
В сумрачных недрах машинного отсека трансмиссия смыкается с гигантским ведущим супермаховиком в литом кожухе — исполинским диском, скрученным из ленты «белой стали» и разогнанным до максимальной скорости. Могучие шестерни приходят в движение. Дрожь пронизывает весь состав — и двое мальчишек в ящике, учуяв её, крепче жмутся друг к другу.
И поезд трогается. Медленно и величаво, будто плавучая ледяная гора из сказок. Но там, за бронёй кожуха, мечутся тени от оживших механизмов и суетящихся рабочих. Точно по сигналу, в идеальном порядке, множество рук перекидывают рычаги и тянут тросы. Один за другим запускаются вспомогательные маховики и пружины, впрягаясь в работу и вливаясь в общий ритм, что всё быстрее и чаще.
Звучит гудок, и поезд набирает ход. Уплывают огни вокзала, вот мимо проносятся пакгаузы, водонапорная башня — и вот уже остались позади.
И поезд мчится всё быстрее. Ничто теперь не остановит его до самого Бомтауна, где иссякнет завод пружин: ничто не прервёт песни колёс.