В путь!..
Гай смотрел с перрона вслед уходящему поезду, пока огни заднего вагона не скрылись вдали. Лишь тогда он вздохнул с облегчением.
Дело сделано. Будь у него возможность, он уехал бы с мальчишками: если бы не Этель. Потерять последнего из своих Гай не имел права. Значит, придётся вызволять её; придётся снова стать прежним. Не смотрителем Гаюсом Карвеллой, которого никогда не существовало — а…
— Стой! — Выкрик вонзился между лопаток, словно пуля. И Гай окаменел. Из всех голосов мира он узнал бы этот голос.
И медленно обернулся.
* * *
— Я согласен дать санкцию на закрытие вокзала, — начальник станции сложил «домиком» пальцы в чёрных перчатках. — Но её должен утвердить окружной префект.
— А я говорю, на это нет времени! — Друд был раздражён, но старался держать себя в руках. Трудно чувствовать себя выше собеседника, когда говоришь с призраком. Начальник станции, магистр Ведомства Путей Сообщения, и вправду походил на привидение — в чёрной мантии с капюшоном, из-под которого смотрела серебристая безликая маска. (Вдобавок искажающая голос так, что нельзя было понять, мужчина под ней или женщина).
Впрочем, все магистры таковы. Меж префектами Ведомств и народом пролегал широкий пласт безликих чиновников в масках. Все магистры были анонимны, нужное образование получали тайно, и были связаны клятвами молчания. Любой гражданин мог оказаться магистром, и оттого разговоры о политике в Империи если и вели — то с оглядкой и страхом. Чиновный аппарат пророс в народ множеством незримых корешков, издевательски подтверждая девиз на печатях Ведомств — «Народ и власть неделимы».
— Я знаю, что вы заботитесь о державе, мастер Иноканоан, — начальник встал из-за стола и подошёл к карте железных дорог на стене. — Я тоже забочусь, по-своему. Поймите, это очень серьёзное решение. Вы знаете, что такое поезда?
— Э?..
— Вовсе не домики на колёсах с тягачом. Поезда — это то, что связывает Империю. По железной дороге ежедневно во всех направлениях текут грузы, пассажиры, почта. В двух городах в каком-то мизинце друг от друга по карте ежедневно заключаются сотни сделок, и что есть залог их выполнения? Только безупречная работа железной дороги! У нас просчитано всё — расстояния, скорость, мощность завода пружин, время отхода и прибытия. Это единая сеть, отлаженная и согласованная; а вы предлагаете просто так перекрыть один из её узлов. Вы понимаете, сколько важных дел…
— Понимаю, — поспешил оборвать Друд. — Но, раз уж нет времени на депешу главному префекту, можно ли применить… средства спецсвязи?
— Разумеется, — после небольшого раздумья, качнул магистр капюшоном. — Идите за мной.
Инспектор Хилл покорно последовал за Друдом и магистром, чувствуя себя ненужным статистом в спектакле. Его не отпускало гадкое чувство, что он где-то ошибся. И оно лишь усилилось, когда в одном из коридоров вокзала у тяжёлой железной двери их встретил молодой офицер в мундире, с жёстким и волевым лицом. Он будто олицетворял своим видом порядок и систему, «работающую, как часы». Часы…
«Вот ваши часы, Хилл. Империя доверяет вам — не подведите её». Из полумрака по ту сторону стола выступает рука в белой перчатке, и кончиками пальцев придвигает к нему — юноше, только что принявшему присягу — серебряный хронометр.
«И ещё одно, Хилл. Вы показали себя достойным и верным долгу, невзирая на ваше… хм, прошлое. Да, нам всё известно». Лампа с узким рефлектором озаряет лишь часть стола, остальная комната погружена во тьму — но Хилл почти уверен, что за столом напротив него сидит сам Старый Пёс. Человек-легенда, глава имперской безопасности, первый среди Часовых. Тот, кого никто не видел в лицо — во всяком случае, из живых.
«И потому вы — и ещё некоторые из вашего выпуска — получили не совсем обычные часы. Знайте, по долгу службы вам придётся иногда проверять подростков на дар хрониста. Так вот, однажды — мы не знаем, когда и где — на циферблате может загореться красный огонёк.
Вы не должны сомневаться; вы не должны думать, что это. Ваша задача — во-первых, установить, на кого из подростков среагировал сигнал: срабатывает в радиусе полдюжины метров. А во-вторых — срочно сообщить по одному из адресов, которые вас заставили выучить, прежде чем впустить сюда. Вы поняли, Хилл?».
…Магистр отпер дверь, за которой обнаружилась ещё одна, столь же мощная с виду — и с эмблемой, которую Хилл доселе видел всего пару раз: восклицательный знак в шестерне. «Запретные технологии». То есть — доконечные.
Ведомство Путей Сообщения всегда отличалось от других. Только оно настолько тесно связано с армией; только оно не имеет местных префектов в городах — все вопросы решаются на окружном или провинциальном уровнях. И, по этой причине, лишь железнодорожники владеют секретными средствами связи.
За дверью оказалась совсем небольшая комната со столом под деревянной крышкой. Когда крышку откинули, обнаружился прибор непривычного вида: металл, стекло и блестящие катушки проводов, странные переключатели. Офицер-связист надел на голову чёрные бакелитовые наушники, что-то покрутил — и, положив пальцы на ключ, начал отбивать ритм.
Хилл следил за этим с невольным трепетом, как дикарь — на шамана, взывающего к божеству. Одно дело, понятные и привычные часовые механизмы: и совсем другое — какие-то волны в незримом эфире, которые можно посылать и ловить, как записку-«голубка»! Уму непостижимо.
«Беспроводной телеграф». И ведь каких трудов стоило восстановить его — тогда как для Бывших он считался древностью. Какими же чудесами владели предки, и как всё продули…
Прошло совсем немного времени, и вот аппарат затрещал, и из него поползла тонкая лента. Магистр пропустил её меж пальцев, пробежал глазами:
— Санкция дана. Вокзал будет закрыт. Передать всем: задержать поезда на путях! — Связист кратко поклонился.
— Надежда лишь на то, что мы успели, — проворчал Друд, когда они шагали назад по коридору, мимо высоких окон с коваными переплётами в виде шестерён и скрещённых молотов, за которыми сияло зарево перрона. — Мне нужен список всех поездов, успевших уйти!
— Не тревожьтесь, мастер Друд. Отбыл всего один поезд на Бомтаун, но весь груз был досмотрен! Сейчас отправим ребят осмотреть все остальные.
Хилл на миг задержался у окна, разглядывая поезда. На платформе остались лишь двое симовцев, да ещё высокий старик. И если бы инспектор отвернулся на секунду раньше — история сложилась бы по-другому… Но тут старик повернул голову, и стал виден его профиль.
И Хилл оцепенел.
— Магистр, — тихо проговорил он, — кто это?
— Вон тот? А, всего лишь мастер Гаюс Карвелла, смотритель Свалки.
— Гаюс… Карвелла?!
— Он редко сюда заезжает, должно быть… Мастер Хилл? — Но инспектор уже бежал по коридору прочь.
Он вылетел на перрон. Симовцы удивлённо обернулись к нему: «Задержать!», хотел было крикнуть Хилл, но горло перехватило.
— Дай! — выдохнул он, и выдернул из рук девчонки-симовки винтовку. Проверил дротик в стволе, вскинул оружие к плечу и шагнул вперёд: — Стой! Не двигайся!
Старик вздрогнул, потом обернулся. У Хилла в груди спёрло дыхание — он узнал взгляд этих печальных, запавших глаз.
— Что же, выстрелишь? — тихо спросил Гай. Хилл почувствовал, как по виску побежала капля пота: палец дрожал на крючке.
— Да, — промолвил старый мастер. — Крепко же ты изменился, сын.
— Ты тоже, — вытолкнул сквозь непослушные губы Хилл, — отец!..
И тут вмешался Рокк.
— Гром, взять! — выкрикнул он. Пёс прижал уши — и бросился по перрону к Гаю, отбрасывая в свете фонарей длинные тени. С разбегу прыгнул на горло — и Хилл от неожиданности спустил курок…
Всё дальнейшее произошло в секунду.
С невероятным для старика — да что там, вообще для человека! — проворством, Гай отшатнулся в сторону. Пёс промахнулся, и тут же старый мастер схватил его за задние лапы, взмахнул собачьим телом по широкой дуге — так, что дротик вонзился тому в бок — и отшвырнул. Пёс шмякнулся о перрон, жалобно взвизгнул и хотел было вскочить, но лапы уже разъезжались.
Гай метнулся было к зданию вокзала, но тотчас отпрянул: навстречу ему выступил Друд. Старик мгновенно понял, кто перед ним, и прежде чем Часовой успел сделать шаг и смять пространство — взмахнул рукой с двумя зажатыми меж пальцев тёмными шариками, и шваркнул их о перрон. Раздался громкий хлопок, и взметнулись клубы дыма. В какую-то секунду густая белая завеса заволокла площадку, как будто облака с гор сошли на вокзал.