— Вот это да! — Рин был восхищён, да и Коул наконец-то улыбнулся. Ни разу в жизни ещё они не катались на лифтах. Как раз в этот миг раздался ещё один звонок, и дверцы соседнего лифта тоже раскрылись, выпуская людей.
— Давай?..
— Давай! — кивнул Коул, поняв друга с полуслова. И они побежали к распахнутым дверям.
Новое развлечение оказалось неожиданно простым и захватывающим. Всякий раз, когда лифт трогался, внутри всё сладко сжималось, а сердце то подпрыгивало, то проваливалось в живот. Вышколенным лифтёрам и в голову не приходило придраться к гостям пассажа. А уж когда они вошли в прозрачный наружный лифт — то не удержались от восхищённых вскриков. Соседи косились на них, кто надменно, кто с улыбкой: а двое ребят буквально прилипли лицами к стеклянной стене кабины, глядя, как снаружи под ними расстилается и уплывает вниз ночной Бомтаун, паутина улиц с пойманными в неё стаями бесчисленных огней-светлячков.
Наконец очередной лифт доставил их на верхний этаж башни. За вход на выставку пришлось заплатить по два часа с человека — но Коул отдал монеты, не задумываясь.
Выставка размещалась в зале с огромными окнами на все стороны, с застеклёнными переплётами из могучих чугунных балок. С потолочных перекрытий свисали стяги с эмблемами компаний, представленных на выставке. Больше всего было знамён концерна Мулера, чёрных с золотой литерой «М» в круге.
Публика прохаживалась меж выставленными экспонатами, слушала лекторов. Самая большая толпа собралась у стенда с настоящим мобилем.
— Как они его сюда подняли?
— Да прямо здесь и собрали, видать.
Машина была изысканно-хищная, чёрная и блестящая, с откидным верхом и с двумя рядами серебряных вентиляционных патрубков, топорщившихся по сторонам капота, будто оскаленные зубы. Экскурсовод рассказывал о преимуществах новинки — той самой модели завтрашнего дня «Z-160» от концерна. Несколько солидных господ задавали вопросы, остальные просто толпились в задних рядах и завистливо глазели на чудо. Коул и Рин глянули лишь мельком — им были интереснее другие чудеса. А их тут хватало!
Был здесь кухонный часоматон, правнук обычного таймера, похожий на сборочную линию в миниатюре (для Коула) или на жуткого железного паука (для Рина). У «кухмата» было с полдюжины суставчатых лап-рычагов, в которые нужно было вставлять кухонные принадлежности, заводить пружины на время и настраивать механизмы на разные действия. Чтобы одна рука ставила на огонь чайник, вторая взбалтывала яйца, а третья резала хлеб… Коул даже пальцем не рискнул бы дотронуться до такого страховидла — он здраво представлял себе, какова вероятность сбоя и поломки при таком количестве связанных операций.
Были приборы разумные и полезные (хоть и более скучные). Терморегулятор с механическими термометрами, что регулировал отопление дома. Автоуборщик, уже знакомый Коулу и Рину жук-подметала. Лампы всех видов, горящие в затемнённых палатках — газосветные с сеткой накаливания, карбидные, электрические «искровые». Были музыкальные машины, фонографы и пианолы — механические пианино, где мелодия была записана на дырчатую картонную перфоленту. И комнатные оркестрионы, могучие сооружения с колоннадами сверкающих труб и веерами струн. На таких можно было как проигрывать записанную мелодию, так и сочинять собственные, путём сложной настройки пневматических клапанов и заводных смычков…
Особенно впечатлил ребят «мутоскоп». Это был массивный, круглый корпус на ноге-штативе с застеклённым окошком. Нужно было сесть перед прибором и прижаться к окошку глазами, и тогда внутри была видна живая картинка. Не сменяющиеся слайды, как в стереопьесе, а движущееся изображение, пусть чёрно-белое и подрагивающее: танцовщица в шелках и под вуалью кружилась на сцене.
Стоящий тут же лектор рассказывал о новом методе «мультифототипии», с помощью которой создаются такие записи из сотен кадров на тонкой плёнке. Якобы, скоро мутоскоп будет доступен в каждом доме для приватного просмотра. (Говорил он таким тоном, а мужчины-слушатели так ухмылялись, что становилось ясно — сюжеты таких пьес будут точно не для их жён). Демонстрировали и компактную версию прибора, вроде большой металлической ракушки на ремнях — её нужно было надевать на глаза, а встроенная пружина одновременно крутила плёнку и питала искровую лампочку для просмотра. Доброволец в кресле так кривил губы, что непонятно было, смотрит ли он особо печальную драму, или просто мучается болями в шее от тяжести прибора.
А в конце выставки располагались витрины с изобретениями поменьше, для продажи. И вот к ним Коул буквально прилип.
— Рин, смотри! Нет, ты только глянь!
В витрине были стальные кружки-самогрейки со встроенным заводным механизмом, который зажигал в двойном дне таблетку горючего, а потом гасил её, перекрывая заслонкой доступ воздуха. Были «мультиферки» — универсальные инструменты. И «часодневники», пухлые записные книжки с вделанным в обложку циферблатом будильника, что предупреждал хозяина звонками о запланированных делах.
— Смотри, как круто! — Коул схватил аккуратный брусок «мультиферка», нажал на кнопку — и тот распустился в его руке веером инструментов, от отвёрток до кусачек и пилки. — Змейская гидра, всегда о таком мечтал!
— Ну, да, здорово, — растерянно согласился Рин. — Но…
— Погоди! А стоит всего… — Коул взглянул на ценник и прикусил губу. — Эх! Постой, вон тот подешевле. Всего три месяца с мелочью!
— Коул, послушай…
— Да ладно! Мы за плащи меньше отдали. — Коул всегда обожал всякие штуки, совмещавшие много функций. Его старая сумочка с инструментами была лишь попыткой приблизиться к мечте. — Это ж выставка, тут дешевле, чем в магази…
— Коул.
Мягкий голос друга вернул Коула в реальность, и он замолчал. Рин смотрел понимающе и чуточку грустно. Взглядом того, кто вырос среди бесполезной роскоши, служившей памятником былому величию, рядом с алчной и нелюдимой бабкой — а сам всю жизнь вынужден был считать часы и минуты. И Коул будто очнулся от наваждения.
— Змейство… — пробормотал он. — Извини, Ринель.
— Так вы берёте, молодые люди? — скучно поинтересовалась девушка-продавщица. Коул и Рин отошли от витрины.
— Пойдём ещё посмотрим? — предложил Рин, видя, что друг подавлен. — Вон, там счётные машины.
— Да нет, — отказался Коул. Выставка утратила часть своего очарования, и теперь ему было стыдно. — Пойдём лучше, поищем, где поужинать.
На выходе к лифтам уже выстроилась очередь довольных посетителей. Оживлённо галдела группа школьников под надзором воспитательницы — все в картонных козырьках с эмблемой выставки. Это навело Коула на мысль.
— Интересно, а на чём у них лифты работают, — заметил он. — И эскалаторы тоже. Они ж сутки напролёт крутятся!
— Наверное, джуммы, — предположил Рин. — Как в метро. Помнишь, тот ремонтник…
— Не джуммы.
Это произнёс высокий, худой человек с пышной шапкой седых волос и длинными усами. Поверх пиджака на нём было богатое пальто нараспашку с чёрной «брямкой» на отвороте, шея повязана роскошным узорчатым платком. За ним стояла девушка в скромном платье и в котелке учётчика на стянутых в узел волосах, с планшеткой в руках. Седой смотрел без выражения.
— Простите, ваша высокоточность? — оробел Рин.
— Не джуммы, а люди, — холодно пояснил незнакомец. — В подвалах пассажа десятки людей, это они крутят во́роты, что приводят в действие лифты и эскалаторы.
— Что? — не сдержал изумления Коул.
— В основном, искупленцы, — не меняя тона, добавил седой. — Прекрасный способ извлечь пользу из нарушителей порядка. Воров. Бродяг. Бунтарей… — Он окинул ребят неприятным взглядом. То, что теперь на них были плащи, не имело значения — он сразу приметил отсутствие «брямок». — Или праздношатающийся сброд из предместий, забредший в приличное заведение не иначе как для того, чтобы что-то украсть!
Друзья попятились от неожиданно враждебного старикана. Коул мельком подумал, что они влипли, сейчас усатый свистнет охрану, и придётся бежать… Но богатей лишь одарил их ещё одним презрительным взглядом и отвернулся.