— Так что, парень? — Он кольнул Коула ножом в щёку; тот дёрнулся. — Нос? Или ухо? Я сегодня добрый, можешь выбирать! Ну?
— Не надо! — выдавил Рин. Глаза его блестели от слёз. — Пожалуйста, не трогайте его! Я дам вам денег… всё, что есть! — Он зажмурился, и поднял руку. Финн помедлил, и отвёл нож от лица Коула — тот тихо выдохнул.
— Да ты бы и так все отдал. Только вот я сам беру, что захочу. Эй, Доктор! — Кривоногий коротышка с жабьей рожей в котелке суетливо раскрыл тяжелый саквояж, и достал из него предмет, похожий на рыцарскую перчатку из пластин и ремней. Вся она была усажена лампочками, рычажками и украшена алхимическими знаками, а от перчатки в саквояж уходили оплетённые провода. «Рука Мытаря», прибор для насильственного снятия времени с Часов.
— Нет! — вырвалось у Коула. — Пустите его, чтоб вы сдохли! Пус…! — Один из громил отвесил ему подзатыльник. Рина схватили трое, а Доктор защёлкнул перчатку на его руке и проворно закрутил ручку динамо-машины в саквояже. Раздался гул, засверкали огоньки лампочек — и Рин закричал.
Коул рвался из рук бандитов, но сделать ничего уже не мог. Пытка длилась с минуту, потом гудение утихло, и Рин обвис в руках тик-такеров. Доктор снял перчатку с руки жертвы; циферблат на запястье внука графини горел красным. Вот он мигнул, и раздался писк.
Коул с отчаянием глядел на друга. Когда у него самого на руке защелкнулась перчатка, и пальцы пронзила боль — он стиснул зубы, давя крик…
— Вот и всё, а вы боялись, хе-хе! — прокряхтел Доктор, убирая «Руку» обратно в саквояж. Финн довольно кивнул, взял Рина за волосы и приподнял его голову.
— А теперь, дружок, — ласково протянул он, глядя в вытаращенные глаза мальчишки, — мне надо знать, где вы раздобыли столько славных монеток. Там ведь немало ещё осталось, правда? Потому что я хочу ещё. И ты мне расскажешь, если…
— Э-э, капоре! — неожиданно робко прервал его один из бандитов. Пламя от светильников разбежалось по полу, и уже с треском лизало сцену. Отсветы плясали по стенам и потолку. Финн резко переменился в лице.
— Дерьмо змейское. Валим! — коротко бросил он, и первым пошел к выходу. За ним, выпустив мальчишек, потянулись остальные. Один тащил за руку отчаянно голосившую и упиравшуюся танцовщицу.
— Кха!.. Ринель! — Коул помотал головой, и на коленях пополз к съежившемуся на полу другу. — Ты как? Они тебя… Ох. — Рин мелко дрожал, на подбородке его багровела кровь из прокушенной губы.
— Ну, ну. Давай же, пойдём! — Коул с трудом поднял друга на ноги. И, кашляя и зажимая рты, мальчишки покинули затянутый дымом зал.
Лишь клокодеон всё так же продолжал наигрывать весёлые песенки. Пока подступивший огонь не раскалил его нутро, не выбил стёкла витражей из покривившейся оправы, и не расплавил музыкальные цилиндры в ручейки воска…
***
Хоромобиль подкатил к крыльцу трехэтажного здания с каменными львами на ступенях. Друд открыл дверцу, и сошёл на тротуар.
— Я могу…? — жалко пролепетал усатый водитель.
— Не можешь, — оборвал Друд. — Жди здесь, нам могут понадобиться колёса. Как тебя, кстати? Реджи?.. Вот и молодец, сиди жди. Пойдёмте, Хилл!
Инспектор Хилл хоть и заметил над входом вывеску торгового дома, но промолчал и глупых вопросов задавать не стал.
Внутри их встретили освещённые тусклыми лампами коридоры и мутные зеркала на стенах. Часовой уверенно свернул за угол, ещё раз, предъявил свой значок привратнику в ливрее, и тот молча распахнул перед ними дверь… Наконец в полутёмном закутке Друд нажал на большое зеркало на стене, и оно неслышно отъехало в сторону, открыв потайной ход с винтовой лесенкой.
Два хрониста спустились по ступенькам — и окунулись в свет и шум.
В первый миг это место показалось инспектору Хиллу смесью улья и террариума. Они очутились в тесном лабиринте узких проходов и галерей, соединённых железными лесенками, и бесчисленных маленьких кабинетов за стеклянными стенами. Всё вокруг было залито ярким, неживым светом ламп в плафонах. Одни кабинеты просвечивали сквозь другие, и всё пространство казалось намного больше себя самого, будто в зеркальном балагане на ярмарке. Коридоры сходились в большую комнату, заставленную столами и шкафами; по стенам, увешанным картами и меловыми досками, вились трубы пневмопочты.
И повсюду кипела работа. Сотни служащих в серой униформе сгорбились за столами, или сновали меж ними с кипами папок и бумаг, или чертили мелом на досках. Стрекот печатных машинок сливался с лязганьем счетных механизмов-арифмометров. То и дело дребезжали звонки, и почтовые трубы выплёвывали капсулы. Всё тут жило своей сложной и непонятной жизнью.
— Добро пожаловать в нашу паутину, Хилл! — хмыкнул Друд, заметив растерянность инспектора. — Или, точнее, в крысиную нору!
Каждое из двенадцати Ведомств, управлявших страной, помимо официальных резиденций, отделов и кабинетов в городских Магистратах, имело свои подземные «корни». Секретные хранилища и архивы, потайные ходы, и даже конспиративные квартиры, где проводились встречи. Простые граждане жили в счастливом неведении, что порой совсем рядом, за стеной, вершатся судьбы государства.
И только тринадцатое Ведомство — Внутренних Отношений — не имело ни кабинетов, ни офисов. Потому что для простонародья его не существовало. Все помещения госбезопасности были секретными, хитро встроенными в общественные здания или запрятанными под землю. Отсюда и пошло нелестное прозвище, которым сотрудники других Ведомств маскировали страх перед безопасниками — «крысы в стенах»…
Друд подозвал к себе нескольких служащих, и вполголоса отдал им приказания. Те дружно кивнули — и взялись за дело
Хиллу оставалось лишь наблюдать. Даже он, непосвящённый, почувствовал, как изменился ритм работы в зале. Отлаженные цепочки сотрудников включились в выполнение новой задачи. Распахнулись шкафы, выдвинулись ящики картотек. Сотни рук листали документы, сотни глаз пробегали по строкам. Зашуршали по бумаге перья, зевы почтовых труб всосали капсулы — и по тайным каналам связи понеслись команды.
Паук неспроста стал эмблемой Часовых. Тринадцатое Ведомство — не только оперативники-призраки: это в первую очередь гигантская сеть шпионов и информаторов, защищённая паролями и кодами.
И сейчас раскинувшаяся на весь Бомтаун паутина пришла в движение…
***
На одной из улиц Белого Района буква «А» на горящей красным вывеске «БАР» мигает, гаснет и вспыхивает вновь, уже белым. Ничего особенного, но торговец на другой стороне улицы мигом выставляет табличку «Закрыто» и опускает шторку над прилавком…
В мастерской механика игрушечный попугай в клетке под потолком вдруг оживает и начинает стучать клювом о прутья. Хозяин все так же попивает чай и вежливо беседует с клиентом — но рука его под стойкой чиркает карандашом по бумаге. Точка-тире-точка…
В зале игорного клуба, где за столами шлёпают картами, крупье зажигает над стойкой южные бумажные фонари — белый и зелёный. Трое игроков в углу один за другим пасуют, встают и выходят на улицу…
Сотни тайно завербованных спецслужбами людей по всему городу в этот час получили условные знаки. И каждый знак говорит об одном: охота началась.
Агенты Ведомства шагают по улицам, скрываются в подъездах и переулках. В почтовом ящике, мусорной урне, в птичьем гнезде за окном — их уже ждут шифрованные записки с приметами жертв.
«Волосы светлые…»
«…чёрные…»
«…веснушки…»
«…нос с горбинкой…»
«…рост…»
«…одеты…»
«Не должны уйти!»
Задачи поставлены, цели даны. И вот уже дрожат первые нити паутины.
В галеере пассажа «Южный Крест» торговец пончиками отлучается из-за прилавка. Войдя в туалет, оглядывается, достает из-за сливного бачка гаечный ключ и отбивает условный сигнал по трубе…
Под землёй, в одном из закутков тоннеля метро, слепой попрошайка-скрипач снимает тёмные очки — и, щуря совершенно здоровые глаза, царапает карандашом в блокноте донесение…
Стая грегов проносится по тёмной улице на стрекочущих машинах, обдавая витрины светом фар. Последний сбавляет скорость, отстаёт и незаметно для остальных сворачивает в закоулок. Затормозив у деревянной двери, тихонько стучится, и та приоткрывается.