Хилл собрался с духом.
— Кто они, Друд? — тихо спросил он. — Зачем вам эти двое?
Часовой поднял на него взгляд, и Хилл подумал было, что сейчас поплатится за любопытство. Но Друд поднялся с сиденья и поманил его за собой.
— Вы знаете, что это? — спросил он, отойдя с инспектором в сторону: и показал свой значок.
— Да.
— В курсе, почему он светится? — Друд коснулся красных камушков в брюшке паука. — Это принцип сродства. Алхимический трюк. В кристалликах — по капле моей крови. Поэтому значок нельзя украсть или подделать, ясно?
— То есть, он светится только, когда вы рядом?
— Может, он отозвался бы на кого-то одной крови со мной, — признал Друд. — Моего отца, или ребёнка: но у нас нет ни семей, ни детей.
— Стоп, — сообразил Хилл. — То есть, в моём хронометре тоже…?
— Верно. В своё время, в столице изготовили особую партию хронометров. В каждый встроили камушек с частицей крови… кое-кого — и выдали особо преданным выпускникам Академии Хронистов. Можете гордиться!
Хилл отвел взгляд. В свое время он многим пожертвовал ради того, чтобы доказать свою верность Империи. Столь многим, что до сих пор чувствовал себя предателем.
— Таков был расчёт. Наше Ведомство знало, что хронисты по долгу службы проводят проверку детей по всей стране на часовой дар. И мы надеялись, что хоть один рано или поздно выйдет на след.
— Но чей? На чью кровь должен был отозваться камень?
Друд помедлил.
— Хилл. Вы видели этих двоих, говорили с ними… Вам ничего не показалось странным?
— Да нет, — озадачился инспектор. — Хорошие такие ребята, дружные. Даже не подумал ничего!
— И никто бы не подумал, — кивнул Друд. — «Ибо станет он смущать, искушать кротким видом и добрыми речами, и лгать даже обликом своим…».
— А? — Хиллу отчего-то стало не по себе.
— Один из этих двоих, и мы не знаем, кто именно… — Друд понизил голос. — Он не вполне человек.
— Не понял. А кто? Упырь, что ли?
— Про́клятый.
От того, как Друд это произнёс, на Хилла будто повеяло холодом. А может, это промозглый ветер дохнул с ночных болот.
— Что это значит?
— Хилл, вы верующий? — снова ошеломил инспектора вопросом Часовой.
— Ну, — растерялся Хилл. — Как все, наверно…
— Вы слышали когда-нибудь, — Друд говорил почти шёпотом, — о секте эквитанцев?
Инспектор наморщил лоб.
— Что-то припоминаю. Это было давно, так? Там вроде бы творилось что-то страшное. Секта, обряды, похищения детей, да?
— Верно. Эквитанцы — от древнего латинского слова aequita, «равновесие». Они веровали, что всё в мире имеет противоположность. День и ночь, свет и тьма, жизнь и смерть. Добро и зло. И даже… — Друд замолчал.
— Что? — не выдержал Хилл.
— Ничего, — бросил Часовой, отвернувшись. — Это уже больше, чем я могу сказать. Sapienti sat, как говорится. Всё, идите в машину, нам пора! — и Часовой зашагал к полицейским.
Хилл непонимающе смотрел вслед тощей фигуре. Латынь он знал, и понял слова Часового — но не понял, что тот хотел ими сказать.
«Умному достаточно».
***
Дорогие читатели — все те, кто ещё читает эту книгу — я сердечно благодарю вас за то, что вы по-прежнему со мной. Я очень рад, если сумел кого-то заинтересовать своей историей.
"Часы" — мой дебют в крупной форме, и первая книга отняла у меня немало времени. Это был долгий путь: порой случались долгие привалы, иногда я сбивался с дороги — и потому вдвойне благодарен всем тем, кто ещё интересуется приключениями моих героев. (Надеюсь, следующая книга займёт меньше времени).
С радостью сообщаю, что первая Книга Часов близится к концу. Остаётся ещё одна глава, и эпилог. Буду ли я дальше публиковаться на ЛитНете — покажет время. Но, в любом случае, спасибо всем, кто поддерживал меня на этом пути отзывами и тёплыми словами. Буду рад любым замечаниям, мнениям и рецензиям от своих читателей.
Я рад, что вы со мной.
Глава 21
— Господа пассажиры! — на весь вагон провозгласил кондуктор, выглянув в окно. Семафор на эстакаде откинул красный флажок: путь был закрыт. — Наш маршрут задерживается по крайне важным причинам. Просим отнестись с пониманием и сохранять спокойствие!
Пассажиры рельсохода недовольно забурчали, кто-то вздохнул — но без особого возмущения. Каждый в столице знал, что означают «крайне важные причины».
В размеренный ритм движения рельсоходов, сложнейший вальс скользящих по эстакадам вагонов, вкралась заминка. Один за другим, составы замирали на путях, остановленные семафорами — освобождая проезд по единственному маршруту через полгорода. Как танцующие пары в бальной зале, что расступаются перед хозяином бала, кружащимся с дамой.
И вот задребезжали рельсы, и по эстакадам пронёсся один-единственный вагон, остроносый и матово-чёрный, без окон. Защёлкали семафоры, и замершие составы вновь тронулись с мест.
Чёрные экспресс-вагоны, курсировавшие над столицей, были не редкостью. В них мог ехать кто угодно. Аристократ-знатюк, один из жителей Вершин — «верхнего города», элитных верхних этажей и особняков-пентхаусов на крышах высоток, обители знатнейших людей Империи, что почти не покидают столицу, и даже не сходят на землю… Или чиновник со срочным докладом. Или отряд полиции, или закованный преступник под охраной. Чёрные вагоны означали государственную тайну, и добрые граждане старались их не замечать.
Мало ли, что…
Внутри экспресс-вагон сиял. Красный бархат обивки, кожаные диваны, лакированные поручни. И четверо охранников в одинаковой униформе и с одинаково бесстрастными лицами: у каждого на поясе пара дальнобойных пистолетов, а в глазах — готовность убить и умереть, не думая.
Пустая трата ресурсов, раздражённо подумал Бертольд Хайзенберг. К чему столько китча, будто в поезде, когда всего пути — двадцать минут?
— Прошу, ваше точнейшество! — референт с поклоном подал ему документы на подносе. Бертольд поправил очки и взялся за бумаги. По старой привычке, любую свободную минуту он посвящал делам. Само понятие «свободного времени» его раздражало. Что за глупая роскошь, тратить самый драгоценный ресурс на свете?
Письмо из Технического Общества. Некий горный инженер Красс предложил разгрузить столичную сеть монорельса — ха! — строя воздушный транспорт. Лёгкие дирижабли, как у небесных торговцев, но маленькие. К письму Красс приложил несколько листов чертежей. Бертольд хмыкнул, вообразив, как это понравилось бы жителям Вершин, подняв их ещё выше над чернью.
Нет, нереально. Дело даже не в том, что для дирижаблей нужен гелий, который получают из природного газа — а тот добывают либо на болотах Эрцлава, либо в пустынях Жанны. Дело в нехватке лёгких металлов. Империи не освоить производство алюминия, для этого нужно электричество, и много. Целые электростанции, а не жалкие искровые лампы и банки-батареи. А знания Бывших утрачены и похоронены… Ими же, Временным Правительством, и похоронены.
Бертольд отложил письмо. Надо взять этого Красса на заметку, толковый малый.
Дальше. Записка. Какой-то молодой инженер Энрик Куртуа умоляет о встрече. Хочет предложить — Бертольд поднял седые брови — проект механического человека для тяжёлых и опасных работ. Что за времена, сумасшедшим инженерные дипломы выдают!
А вот следующее послание заставило наместника снисходительно улыбнуться. Депеша из Анкервилла. Новый управитель завода, Эбнезер Банджи, нескладно, но горячо благодарил за оказанное доверие — и клялся оправдать и не подвести.
Бертольд ко всему на свете относился, как к ресурсам. И к людям тоже. Это лишь кажется, что человек сложен. Надо просто найти в его душе главные рычаги — трусость, жадность, эгоизм — и можно вертеть им, как хочешь. Когда позавчера ему передали известие о гибели Геруда (что бы ни случилось, поделом идиоту!), Бертольд стремительно принял решение: поднял последние донесения, нашел записку об увольнении Банджи, и без колебаний отдал приказ о его назначении.