Тем не менее на некоторое время он затаился в ожидании ареста — он предъявил прокатчику парусных судов свое удостоверение, хотя его, Левинсона, на причале более или менее знали, ведь и раньше он брал здесь лодки напрокат. Но ничего не происходило, никто им не интересовался, никто от него ничего не хотел ни в субботу, ни в воскресенье. В понедельник ранним утром он вышел из дома, чтобы купить все свежие газеты. Он тщательно просмотрел, прежде всего гамбургские, и только в двух наткнулся на сообщение более или менее одинакового содержания. Это была, пожалуй, маленькая заметка на внутренних страницах, посвященная местным новостям: «Мертвец (или „Смерть“) на Альстере. Неизвестный мужчина примерно шестидесяти лет совершил на Альстере самоубийство: взятую им напрокат яхту прибило к берегу в Гарвестхуде. Было найдено оружие. Пока установить личность не удалось». Происшествие казалось, в общем, ясным, однозначным, краткую заметку можно было пробежать глазами и сразу забыть. У него, Левинсона, после столь волнующего происшествия эта заметка вызвала глубокое разочарование. Он позволил себе выпить шампанского, подняв бокал за своего поверженного противника, человека, которого он называл Бекерсоном. Занятия парусным спортом он пока отложил.
И во вторник утром он все еще чувствовал облегчение и восторг. Словно накатами формировался процесс его восприятия — он как бы вновь делал для себя открытия в бытовой сфере, складывалось впечатление, что он все проделывал впервые: он словно впервые как следует позавтракал, впервые беззаботно прогулялся, впервые себе в удовольствие сходил в магазин за покупками. Однако продолжало мучить и омрачать его триумф над коварным, поверженным противником неожиданно возникшее и впоследствии упрямо напомнившее о себе, хотя и ничем не оправданное безумное представление о том, что убитый им человек вовсе не причастен к данной истории. Между тем он каждый раз сразу успокаивался — исключено, это был он, его человек Бекерсон, тот самый, что находился на корме судна «Сузебек»! Уже одно его поведение, ухмылка и грубые манеры — как он на своей яхте врезался в Левинсона! А если он уже был мертв в своей сидячей позе? Стало быть, он, Левинсон, выстрелил в мертвеца? Но и это было едва ли возможно: ему запомнилось, как дернулась его рука, которую тот в решающий момент никак не мог вытащить из кармана.
На следующий день, в среду, в газете уже не было об этом ни слова. Казалось, расследование завершено и можно поставить точку. А он, Левинсон, реально представил себе, что все это в прошлом и отправлено в архив… Как следствие, целый день эйфории и, разумеется, заблуждения, и вот очень скоро друг Бекерсон снова дал о себе знать: после обеда в среду ему, В. Левинсону, проживающему в Линденштиге, по почте было доставлено письмо — это был конверт с подложкой без указания отправителя. Он сразу догадался, от кого послание — Бекерсон! От пронзительного осознания этого факта у него перехватило дыхание. Онемевшими руками он раскрыл конверт и обнаружил в нем багажную квитанцию из камеры хранения Элтонского вокзала — квитанция и коротенькая надпись от руки на обратной стороне: в случае моей смерти, В.Л. И что же теперь? Что означало это В.Л., это его инициалы В.Л. — Вальтер Левинсон? Если да, то почему? И вновь на него легла вся тяжесть переживаний, точное осознание, что это еще не конец — но что это было? И действительно ли все исходило от него, Бекерсона? Он еще жив? Почтовый штемпель было трудно разобрать, пятый месяц, это верно, но какой день? Самая обычная багажная квитанция, датированная третьим мая. Указатель календарной даты начинается с 03? Значит, камера хранения — а что там? Ехать на вокзал? А если это ловушка? Последняя ловушка?
Это заинтриговало его, и он поехал на вокзал сто пятнадцатым автобусом. На вокзале (старая игра в прятки) опять никто не попался ему на глаза, никто не сопровождал его взглядом, никто за ним не следил. У окошка, мимо которого вначале он незаметно проскользнул, из осторожности он предъявил свою квитанцию, и ему без проблем выдали довольно большой и толстый конверт. Понятное дело, заглянув в полученный конверт, он сунул его в свой дипломат и через подземный переход устремился вниз по Гросе-Бергштрассе к ближайшему кафе… Здесь или где-нибудь еще: он устроился прямо у окна, выходившего в своеобразную галерею, заказал что-то попить и, не выпуская дипломата из рук, подумал: если хотите, давайте прямо сюда, давайте. Пусть явятся, чтобы с ним покончить, с ним, пожалуйста! Пах, прямо через окно — и конец. Однако ничего не случилось.