У нас много тем для разговоров; почти все они – о любви и о смерти. Всё остальное – и мне и ей – кажется слишком мелким, чтобы это стоило потраченного воздуха.
Влад уезжал в Киев со своей девушкой, чтобы провести новый год с ней. Вообще, он сказал, что едет один. Но там – его точно ждёт девушка. Она была каким-то фотографом – я давно догадывалась о её существовании. Фото у неё получались второсортные; но у меня бы – даже так никогда бы не получилось.
Курильщица видела, что со мной происходит и изо всех сил пыталась помочь – за что я её очень благодарна; но можно ли меня ещё хоть как-нибудь спасти?!
Курильщица, распустив свои золотые волосы, положа нога ногу, сидела и смотрела в тёмно-синее вечернее небо. На часах было без семнадцати четыре – лёгкий ветерок; влажность чуть выше нормы. Она жадно держала сигаретный дым в лёгких и облаком выдыхала его; а мне – было совсем не до того. Какой же старой я становлюсь – ну почему всё должно быть именно так.
Курильщица сказала:
– Если ты не можешь жить без него, то у меня есть одна небольшая мысль по этому поводу. Помнишь Даниэль – твою учительницу по французскому?
– Да как её забыть.
– Так вот – я поговорю с ней – уверена, она тебе поможет.
Я ничего не ответила – ну вот как – как старая и убогая Даниэль могла чем-нибудь помочь?! Поэтому, я быстро выкинула все лишние мысли из головы.
1.6
Когда я вернулась на родину – я оглянулась вокруг: ну и кому теперь я тут нужна?!
Я не уволилась с работы – хоть и очень этого хотела; уж слишком я люблю Францию – и так не хочу умирать от голода в холодной квартире среди умных и бесполезных книг, и ампул с приворотными зельями.
Но последние деньги, которые я нашла в карманах своей куртки, выйдя на пирон после львовского поезда – я потратила на бутылку красного сладкого вина – всё, как в том стишке.
Я пришла домой, выпила в одиночестве всю бутылку до дна; сорвала с себя одежду до белья и безумно, несколько часов подряд, как в последний раз – танцевала. Обессиленная неудержимой радостью и тоской жизни, которую до этого момента я вела. Я упала на пол. Затем – поднялась и подошла к окну, где против моей воли – жизнь ещё не взорвалась ни морем красок, ни белоснежной, лёгкой метелью.
Я сошла с ума. Я решила для себя, впервые за двадцать лет улыбаясь до слёз, что никогда – никогда больше ни один мужчина не получит от меня приворотного зелья – если мне суждено умереть в одиночестве от дефицита секса – то пошло оно всё в задницу тому жирному, потному мужику – моему попутчику в поезде. Если мой Иво не приедет ко мне – то я в любом случае – погибла; если же он всё-таки приедет – тем более никакого зелья мне больше не понадобится!
Всю жизнь я прожила без любви; занимаясь любовью со всеми и не любя никого – и встретив своего Иво в каком-то незатейливом туристическим ресторанчике в Пеште, коих тысячи и далеко за пределами Будапешта. Я всегда помнила правду жизни о том, что любовь – жестокая штука и раз уж она происходит в жизни человека, то не приносит с собою ничего, кроме временного избавления от скуки; и море горя и разочарований. Но иногда – к счастью, очень редко и далеко не со всеми – происходит так, что любовь спасает человека и ведёт его к избавлению от всего дурного, что есть в этой жизни.
Ах, мой Иво.
Где же ты был раньше?..
Да и не нужен был ты мне раньше; а сейчас – как воздух…
В дверь позвонили. Я решила не притворяться, что меня нет дома и открыть гостю – кем бы он ни был; одновременно с этим, я знала, что окажись за дверью любовник, директор школы или социальный раб, пришедший за показаниями счётчика – я бы немедленно послала бы его туда, где его по очереди отымели бы все святые отцы!
Но это был ни тот, ни другой, ни третий. За дверью стояла Курильщица – бедная моя девочка – в своём обыденном синим свитером, скрывавшим её от подбородка до пояса и в красных штанах; удивительно, но сегодня табаком от неё совсем не пахло.
– Курильщица?! – удивлённо назвала я стоявший передо мною предмет, – как ты узнала, что я вернулась?
– Ты сама сказала мне дату, тётя – забыла что ли? Как, кстати, поездка? Тебе понравилось в Венгрии?
– Так себе, – сказала я то, что, впрочем, можно было сказать обо все странах, событиях, да и о мире вообще, – не важно. Проходи-проходи – чего стоять в дверях. Ты о чём-то хотела поговорить? У тебя всё в порядке? Тебе нужна моя помощь?
– С чего это сразу?!
– Ну, – усмехнулась я, – в эту истоптанную квартирку – никто не приходит просто так. Уж я-то знаю. Сигарету?
– Да. Спасибо.
Мы сели на подоконник, зажав между пальцев сигареты; и смотрели на жизнь, которую мы не понимали, и которая вовсе нас не касалась – мы всего лишь стояли в стороне и наблюдали. Нас с ней разделяло: каких-то двадцать сантиметров, пепельница и дыра, глубиною больше, чем в тридцать лет и сотню жизненных несчастий. Но в чём-то – мы были похожи.