Зеркальные двойники – это рабы, которые способны только наблюдать за своим хозяином; не имея воли – копировать его душу и его образ. Показать то, что есть и ничего более – это и есть задача зеркала. Уродство и красота – всё один и тот же свет, падающий на хрупкую ровную поверхность. Есть только то, что есть – и ничего более.
Я взглянул на своё отражение в окне. Подойди к зеркалу. Посмотри в него. За ним буду стоить я. Я – это ты. Я – всё. Посмотри, а затем – отойди и забудь. Это – совсем не то, о чём следует волноваться людям.
– О чём ты задумался? – спросила корова, меняя мне подгузник.
Я сделал вид, что ничего не услышал.
Всё это – проблемы зеркала. Быть тем, кто смотрит и – не волноваться. Знать все истории и не знать собственную. Я показываю тебе – только тебя. Любя.
– Ах, ты старый пердун. Как можно было наложить такую кучу!
Будь благословенен тот мир, в котором есть зеркала.
Я не сказал и десятой части из того, что мог. Но я подхожу к самому главному.
Днём, аккордеонист сидел в кафе. Он пил чашку за чашкой, не особо задумываясь о количестве. В это время, после тяжёлой работы, в кафе зашел скрипач и спросил у бармена:
– Сегодня есть подвешенный кофе?
Тот покачал головой:
– Сегодня нет.
Скрипач уже собирался уходить, как из зала раздался басистый крик:
– Капучино моему другу.
Он жестом предложил гостю присесть рядом с ним. Он сделал это гордо и не принуждённо, лишь искоса поглядывая на шесть пустых чашек из-под еспрессо.
– Как вы можете пить столько кофе?
– Моя профессия заставляет, иногда, идти и не на такое.
Он выждал какое-то время и спросил:
– Это ты играешь на скрипке?
Его собеседник кивнул, догадавшись, кто перед ним.
– А вы – аккордеонист.
– Именно так.
– Приятно познакомиться. Я давно искал повода познакомиться с вами.
– А повод сам нашел тебя.
– Да, вы правы.
– Можно на «ты». Мы ведь с тобой – будто много лет знакомы. Сколько себя помню – я играю на аккордеоне. Я – не то, что бы мастер, но у меня всегда быстро получается схватывать даже самые сложные композиции. Я всегда считал, что аккордеон – это маленький, переносной орган. Когда-то в молодости, я пробовал научиться играть на скрипке – но ничего хорошего из этого не вышло.
– А я – всю жизнь играю только на скрипке. Не знаю – конечно, из неё можно выдавить гораздо меньше звука…
– Паганини с тобой не согласился бы.
– Но я ведь – не Паганини.
– Нет. Однако у вас есть что-то похожее. Музыка – это всего лишь один из способов познания жизни. Мы изучаем её глубины по разному – но у всех нас есть одна схожая черта – нам сложно найти себе дом.
Они говорили долго и со вкусом. Временами смеялись, временами плакали.
– Почему мы раньше не встретили друг друга?!
– Лучше поздно, чем никогда. Нам нужно быть друзьями.
– Да.
Вечером, они играли вместе в квартире аккордеониста, переводя его знаменитую коллекцию ирландского виски.
Мир продолжал двигаться вперёд.
Я закрыл глаза и представил красный шар у себя в животе. Он становился всё больше – затем меньше. Больше – меньше; больше – меньше. И так многие часы напролёт. Он согревал моё тело, мою комнату – весь существующий вокруг мир. Или несуществующий.
– Детектив оставил свой телефон?
Сиделка удивлена:
– Да, оставил. А что?
– Кажется, самое время приехать ему ещё раз.
– Сейчас же ночь.
– Я уверен, что не сильно его потревожу. Принеси телефон и номер.
Она пожала плечами и сделала, что я ей сказал.
– Я думаю, что эту ночь – смогу провести без тебя. Тебе ведь есть куда идти?
– Конечно. Но зачем?
– Старая корова, не задавай лишних вопросов. Сказал же – хочу эту ночь провести один.
– Ах, ты козёл. Ну и оставайся сам.
Она уже начала собирать вещи и уходить, как я крикнул ей в след:
– Скажи, как твоём имя?
– Анна, – ответила она, – меня зовут – Анна, старый пердун.
Анна.
– Анна, – крикнул я, – перед тем, как ты уйдёшь, я хочу сказать тебе: я очень благодарен тебе.
Она замерла и удивлённо посмотрела на меня.
– Я знаю – я тот ещё козёл. Ты заслуживаешь лучшего. Но мы не выбираем себе судьбу. Мы не выбираем себе смерть. Мне бы тоже хотелось, что бы всё у нас, да и вообще – сложилось иначе. Но я понимаю – никак иначе и быть не могло. Так что – спасибо тебе. И прощай.
– Ах, ты бедняжка, – сказала она, – я так тебе сочувствую, знал бы ты.