В то время, под моим командованием находился всего один батальон. Мы укрепили городишко всем, чем только могли, ожидая самого худшего. Разведчики донесли, что к нашим позициям приближается целая армия, размерами не меньше, чем тысяча человек. Все мы тогда понимали, что если эта орда захватит наши позиции, отсюда они смогут чуть ли не каждый день по нескольку раз атаковать город и даже с теми маленькими силами, что у них остались, этого будет достаточно, чтобы город сдался. Судьба целой страны теперь зависела от нас. И почему этот подонок не оставил мне больше войск? Ведь он знал, какое войско нам придётся сдерживать?! Он не мог не знать!
Я понял, что ЕВ так или иначе, но желает моей смерти. И оно знало, что бросить позиции и сбежать – я не смогу. Это положило бы конец борьбе – привело бы к одновременному поражению на всех фронтах. Нас было двести одиннадцать человек. Их же было в пять раз больше. И не простых солдат – а элитных убийц. Я пытался объяснить это своим людям, не скрывая от них ничего – человек должен знать, против кого и за что сражается. Но от одной мысли бесчисленных врагах – и я видел это – все они думали лишь об одном: о побеге.
– Я понимаю, что наши шансы малы, – сказал тогда я, – но это не обычное сражение. Если мы е остановим их – то некому будет сделать этого. В столице мы собрали лучших воинов и офицеров. Нас в десятки раз больше! Единственное, что может помешать нам выиграть войну – это изнурительная осада. Если мы не сможем отстоять город, то никакие силы уже не помогут нам. В этой ужасной войне итак погибло бесчисленное количество наших братьев и сестёр. И если мы отступим сейчас – то всё будет напрасным. Я знаю, о чём вы думаете: если армия наших союзников превосходит вражескую в десятки раз, почему такому маленькому количеству людей ЕВ поручил столь ответственную миссию? Я не знаю. Я не знаю и не хочу знать, что творится в голове у этого чудовища…
– Но ты ведь сам помогал ему! Кто исполнял все его поручения?! – услышал я безымянный крик из толпы слушателей.
Я не пришел в ярость от столь вызывающих слов. Я ответил говорившему:
– Я сочувствую каждой капли крови, пролитой на землю. Но если бы судьба дала бы мне возможность вновь оказаться там, в тот момент, когда я совершал выбор – я поступил бы точно так же. Поймите – человек, который не может рассчитывать на жалость или милость. Даже простое понимание – слишком большая роскошь. Я сам знаю обо всех преступлениях против человечности, против собственного народа и разума, которые совершил. Но сейчас, я не прошу вас ни о чём, кроме как защитить свой народ. Не ради меня и не ради ЕВ. Ради всех, кого вы когда-либо знали и любили; даже если они погибли по моей вине. Я – остаюсь здесь. Я готов закрыть глаза на дезертирство любого, поскольку знаю, что не имею права ничего требовать от вас. Но пусть это останется на его совести. Я не брошу своих людей. И сейчас, я хочу узнать, кто останется со мной и будет защищать свою страну, даже если за это придётся заплатить своей жизнью.
Только патриотизм этих людей мог спасти сейчас страну. Я всегда был противником патриотизма. В мирное время – он убивает человека, не оставляя ему выбора. Сейчас – это единственный шанс страны на выживание. Сколько бы я не злился на навязчивость патриотизма, если в стране нет достаточного количества патриотов, страна обречена на гибель.
Не раз я уже заслуживал уважения и доверия своих солдат. И в этот раз – даже если он будет последним – все, как один, доверили свои жизни мне – калеке полковнику, никого никогда не винившему и ничего не желавшему, кроме как спасти свою страну.
Оставалось только ждать…
Всадники показались на закате завтрашнего дня. Шли они со стороны солнца, будто пришельцы с этой звезды, решившие нас завоевать. Нам предстояла долгая ночь. И ничто не поможет нашим врагам. Мои колени дрожали от страха; но глаза – упорно глядели вперёд. Я был готов встретиться лицом к лицу с этими несчастными людьми, которым выпало быть нашими врагами.
Двести одиннадцать солдат заняли свои позиции: сотня из них стояла в два ряда лицом к кавалерии противника, ведя огонь под защитой баррикад. Остальные брали врага, укрепившись в зданиях. Кавалерия приближалась, осыпая нас проклятиями, гневным свистом и выстрелами пистолетов.
Мои воины стояли хладнокровно, дожидаясь, пока враг подойдёт достаточно близко. Когда ждать более было невозможно, первая шеренга дала залп и быстро начала перезаряжать ружья; тем временем, врага взяла на себя вторая шеренга. Кони быстро лишались всадников; а всадники коней. Всех охватила общая паника. Наши противники теперь прикладывали больше сил не к атаке, а к обороне, утихомиривая своих лошадей и отчаянно пытаясь перегруппироваться. Когда патроны иссякали – а их у нас было меньше необходимого – я дал команду поднять лежавшие под ногами у солдат пики и первыми бросится в атаку на всадников, отбросив их назад. Острые концы пик прокалывали лошадям шеи и сбивали с ног их всадников, бестолково пытавшихся отбиваться от них саблями и пистолетами.