К вёл жизнь обычного обывателя – совсем не похожего на того сумасшедшего алхимика реальностей, каким я его когда-то имажен (представлял – фрнц.). Однажды, я купил бутылку красного вина и сказал, что закончил книгу – и что пора начинать искать издателя. Он сказал, что рад этому – ведь я теперь, наконец, смогу найти себе настоящую работу.
Я разозлился на него и высказал прямо ему в лицо всё, что думал о нём. А проснувшись на следующий день, после бессонной ночи – я выглянул в светлое окно – мир становился всё меньше и меньше.
К подошел ко мне, держа в левой руке чашку кофе, пока я ел слипшуюся вермишель, мучаясь от болей в желудке; он сказал, что ему жаль за его вчерашние слова. Я сказал ему, что на самом деле – он совершенно прав; и пока я не получил ни одной литературной премии – я не имею права не работать на своё существование. Наша дружба, начавшаяся с жестокого ольдюрме (убийства – тур.) – с каждым днём становилась всё крепче.
Мы не могли изменить своих жизней – не могли сбежать из обросшего дубами и каштанами Z. Мы могли лишь принять всё таким, каким оно есть. Мы в плену потому, что не умеем пользоваться своей свободой. Мы ходили по однообразным улочкам города, нося на лицах улыбки отчаяния.
Всё изменилось, когда один за другим в город стали прибывать жители других миров – не только граждане столицы и окрестных городов – но и представители таких экзотических народов, как папуасы, китайцы, латиноамериканцы и даже немцы!
Мы наблюдали, как прохожие обмениваются словами на языках дальнего севера и крайнего юга, будто были зрителями авангардного театра – мы особо не понимали, что происходит вокруг. Многие, на вопрос: «Что вы здесь делаете?» отвечали, что приехали сюда арбайтен (работать – нем.). Но работа должна приносить удовольствие – и трудиться нужно в саду, а не в этом сорняковом омуте. Мы чувствовал себя одинокими среди этого многообразия языков. Я говорил с К на санскрите:
– Ахама твам щихиати (Я твой друг).
Он отвечал мне:
– Ахама твам йнена са твам щихиати апи шакхи (Я – тоже твой любящий друг).
Тем временем, в городе завёлся убийца, ворующий у своих жертв дито индиче (указательные пальцы – ит.) правой руки.
Весь город стал жить в состоянии страха и восторга. Каждый день шел снегопад и дул сильный ветер. Солнце подымалось на восемь часов в сутки и быстро заходило обратно. Из окон выливался изумрудный и сапфировый свет гирлянд, переливавшийся сотней красок под снегопад. Всё это говорило без слов нам о том, что мы продолжаем жить, несмотря на самую трудную зиму в нашей жизни и в истории города.
Времена действительно было тяжёлыми. Я просыпался в четыре утра и писал до девяти; затем, коррере (пробегал – ит.) десять километров – от своего дома до порта; затем, я возвращался на автобусе обратно и проплывал в бассейне полтора километра. Вечером, я слушал музыку, читал книги и смотрел фильмы. В девять вечера – ложился спать. Я чувствовал себя измученным – и был счастлив. И всё это я делал, чтобы полностью посвятить себя работе – отдать ей лучшие годы своей жизни. «Человек должен находить применение своим силам – иначе все они идут на его саморазрушение и рот (гниль, гниение – дат.)» – сказал когда-то мудрый человек. Я изо всех сил старался не замечать той беды, которая угрожающим знаменем висела в воздухе над Z.
Приближалось восстание.
Банды Подземелий – каждый день пересекали мосты, соединяющие оба берега, чтобы устраивать погромы в старом городе и в Космосе. Отношение между бандами обоих окраин напряглись настолько, что мелкие преступные и полицейские разборки могли перерасти в настоящую гражданскую войну. Кроме того, многие жители города не желали больше видеть на своих улицах иностранцев – это напоминало им о местах, которые им никогда не суждено было посетить.
Многие иностранцы убегали отсюда так же быстро, как когда-то сходили с перронов переполненных поездов. Другие – наоборот – чувствовали солидарность со своими новыми земляками и чувствовали себя обязанными поддержать Z в столь трудные для него времена.
Богатые горожане стали превращать свои дома в замки, укреплёнными лучшими системами безопасности и персональной охраной. Полицейские, защищавшие граждан от банд, получили почти безграничные права и сами, медленно, стали портиться. Хоть и все мы – простые горожане – жили в страхе, теснее прижимаясь друг к другу и всё реже выходя на улицу в тёмные и даже в светлые часы, всё остальное в нашем быту оставалось прежним.