Сперва, мне пришла в голову идея привести в порядок кошмар, который творился у меня на голове и щеках, таким образом – надеясь наладить дела и внутри своей головы. Домой я собирался отправится только вечером – а что там делать, кроме как спать?! Я направился в барбер-шоп «У старого медведя» – мужскую цирюльню, сменившую уже не одного владельца, но оставшись на том самом месте, под той же самой вывеской. И постаревший парнишка-парикмахер ещё стоял на своём рабочем месте – спустя столько лет.
В первую очередь, барбер-шоп – это убежище. Здесь можно познакомиться с множеством интересных личностей. Ну, а под конец – только здесь могут сделать настоящую мужскую причёску.
– Как стричь? – спросил парикмахер, у которого из-под рабочего фартука выглядывала не по размеру большая футболка с изображением обложки к альбому “Unknown Pleasure”.
– Как у Иэна Кёртиса, – подмигнул я ему.
Через зеркало у разглядел на его лице промелькнувшую улыбку оттого, что он встретил человека, с такими же музыкальными вкусами, как и у него.
Он сказал:
– Сейчас сделаю!
Он принялся выполняя свою работу с особенной тщательностью, не смотря на то, что причёска у Кёртиса – самая обыкновенная.
– Вижу, вы неплохо разбираетесь в современной музыке, – заметил мой сосед; я кинул взгляд в его сторону и увидел человека, лет на десять меня старше, но уже полуседого. Его обслуживал какой-то жирных либерсексуал.
– Пост-панк – давно уже не современная, а старинная музыка, как мне кажется. Но, да – в музыке я разбираюсь – у меня, в своё время, был очень хороший друг, который знал о музыке всё.
– Наверное, он был композитором или профессором в консерватории? – поинтересовался он, на что я ему ответил:
– Нет, он был простым водителем маршрутки.
Мой внезапный собеседник выдержал паузу, переваривая услышанное; а затем – продолжил:
– Вы играете на музыкальных инструментах.
– Немного на фортепиано.
– Я всегда считал, что немного играть – невозможно. В этом деле: ты – либо мастер, либо – никто. Только чёрное и белое.
– Сомнительное мнение. А вы тоже разбираетесь в музыке?
Он улыбнулся – я почувствовал это, даже не глядя ему в лицо.
– Музыка – это вся моя жизнь. Я – композитор. Но много на этом не заработаешь, поэтому – я преподаю в консерватории. Я бы хотел учить студентов фортепиано – но мне дали место преподавателя теории музыки – страшное дело. В нашей стране – да и во всём мире – все слушают музыку, но никто ничего в ней не понимает. Сейчас, я занимаюсь организацией концертов и одновременно – дирижирую. У нас открывается симфонический сезон – бизнесмены в этом городе очень любят искусство. Хоть окультурить здешний плебс – не удастся – местных интеллектуалов позабавим на славу. Концерт будет в городской филармонии.
– Не слышал, но обязательно приду.
– Зря времени не потеряете. Я лично вымуштровал этих зелёных снобов, думающих, что знают и умеют играть всё. Я выбил из них всю дурь и оставил только талант. Теперь – они настоящие виртуозы. Хоть мало кто поймёт всех тонкостей нашей музыки – всё равно. Я делаю это не ради денег – я делаю это во имя Музыки.
– А что вы играете?
– «Реквием» Моцарта. Я сам настоят перед этим выбором перед спонсором, хоть они и хотели Бетховена. И уж поверьте – я добью того, чтобы зал аплодировал нам стоя!
– Звучит многообещающе.
– Уж поверьте, – он сказал это с мефистофельской ноткой – с самого начала он производил впечатление профессионала.
– Готов, – сказал либерсексуал моему новому знакомому.
– Отлично, – сказал он, рассматривая себя в зеркало с разных сторон, одновременно протягивая парикмахеру деньги.
– А когда концерт?
– Завтра.
– Уже завтра?!
– Билеты ещё есть. Надеюсь, вы придёте.
– Я постараюсь.
– Тогда, увидимся в филармонии.
Он надел чёрное пальто и вышел из цирюльни, ещё надолго оставив дух своего присутствия внутри.
Поразительно дьявольская харизма – производить впечатление даже тогда, когда никто не смотрит. Я поймал себя на том, что улыбаюсь и в голове у меня проносятся мысли, что только что – я имел честь говорить с самим маэстро из преисподней, с которым не сравнится ни один маэстро из поднебесной.
– Готово, – сказал мне мой парикмахер.
– Чудесно, – сказал я, оценивая свой новый, короткостриженый облик, – чудесно.
Когда я уже собирался уходить, меня окрикнул либерсексуал, ухаживающий за маэстро:
– Подождите, сеньор оставил вам свою визитку.
– Сеньор? Он итальянец?