Я остановился только на середине моста на правый берег, засмотревшись в подымающийся в небо солнечный диск. Мне в голову приходили мысли о прошедших годах – все они были полными страха и отчаяния: и зима, и весна, и лето, и осень. Но в этом лете, если что и заполняло необъятные пространства рассветной пустыни, то это – необъяснимая тоска по прожитым в пустую годам. Действительно – беспричинная.
Я дошел до ближайшей трамвайной остановки. Около десяти минут я просто стоял на безлюдной улице, ожидая непонятно чего, вглядываясь в пустоту утренних рельс. И вот, появился первый трамвай со стариком с трубкой в зубах у штурвала. Он открыл передо мной дверь и я вошел внутрь. А там – не было никого, кроме пустых сидений, голых ручек для стоящих пассажиров, компостеров и кроме одной ветхой старухи, сидевшей в самом конце, прижавшись к углу и глядя полуслепыми глазами на утреннее молчание – паузу жизни, мало чем отличимую от смерти.
Она, одетая в траурное и похожая на саму смерть, курила сигарету за сигаретой, топча ступнёй своего ботинка окурки, и выдыхая в пустоту вагона облака дыма. Я расплатился со стариком и спросил у старухи:
– Разве, здесь можно курить? – и тут же мне захотелось взять свои слова обратно, так как я понял, что старуха – не похожа на смерть, а и есть самою смертью, которая ранними летними утрами ездит в пустых трамвайных вагонах и не щадит никого, кто посмел нарушить её короткий утренний покой, когда работы мало и можно отдохнуть – ведь мало кому приходится умирать по утрам.
Но я ошибся, так как не упал после этих слов и не отошел на небеса. Вместо этого, я удосужился тоскливого и немного злобного взгляда старухи, выдохнувшей в мою сторону облако плотного, как туман, дыма. Она сказала:
– Тем, кому осталось жить три дня – начхать на любые правила; особенно в пустом трамвае.
Она затянулась ещё раз, высосав из сигареты весь никотин, а затем растоптав окурок подошвой своего ботинка. Я осмелел и позволил себе задать ещё один вопрос:
– А почему три дня? Почему вы думаете, что вам обязательно нужно умирать?
– Меня должен убить мой муж – он сам так сказал, а он умеет держать обещания, – выдержав паузу, она добавила, – но даже не вздумайте меня жалеть, пане, ведь я и так умру; а вместо бесполезной смерти, мне бы хотелось хоть раз в свою столетнюю жизнь принести кому-нибудь счастье, – она чиркнула зажигалкой и прикурила новую сигарету, – а с вами что, пане – вы выглядите не лучше моего; вас тоже кто-то поклялся убить?
Я помотал головой.
– Вы молоды, – сказала она, пристально вглядываясь мне в глаза, – за свои долгие годы я научилась видеть людей насквозь – можете называть это провиденьем, пане. Вы будете жить ещё очень долго. У вас никогда не будет проблемы в деньгах или во времени. Да их и сейчас нет – верно я говорю?
Я кивнул.
– Но я вижу так же, панове, что единственным вашим горем будет то, что вы переживёте всех, кого когда-либо любили и кого когда-либо любил вас. Да – столь долгая жизнь без любви – действительно мерзкая штука. Но даже она лучше смерти. Я дам вам один совет, пане, один хороший совет, прежде, чем мы расстанемся навсегда: убейте своих любимых. Убейте тех, кто не любит вас, но кого любите вы в своём сердце, ибо они не принесут вам и капли радости, но оставят после себя нескончаемую боль, как это было со мной. Не повторяйте моих ошибок и ошибок моего мужа – мы не любили друг друга настолько, что бы не возненавидеть друг друга уже через пару лет. Найдите то, что вы, пане, будете любить безответно. Убейте своих любимых и найдите любовь в себе. Не ожидая ничего взамен – ни страсти, ни радости – вы никогда не останетесь в глухом одиночестве и без любви. Мне поздно что-либо менять, пане; а вам – ещё нет. Прощайте – и никогда не доверяйте тем, кого любите, пане – они вас убьют.
Она выбросила недокуренную сигарету в гору окурков и вышла, стоило трамваю остановиться на какой-то обветшалой остановке.
Сразу после её ухода, трамвай за несколько минут доверху наполнился людьми. Мне повезло, что вскоре – была моя остановка. Я вышел, всё ещё повторяя в голове слова старухи, которую убьёт её же муж через три дня: «Никогда не доверяй тем, кого любите, пане – они вас убьют».
Уже давно пора свыкнуться с реальностью – освободить своё сердце и ум. И, брошенный всеми, взять себя в руки и превратить кожу своего сознания – в сталь. Я подумаю глаза к небу, силясь увидеть в нём ответ. Затем – опуская, так ничего и не разглядев. Там нет спасение – всё это запредельно далеко. Всю силу, нужную для жизни – нужно искать в самом себе. И самое главное – ответить себе на вопрос: что так мучит моё сердце, если миллиарды людей хотели бы иметь то, что имею я. И почему я несчастнее их?