Только позже я поняла, что была годовщина его смерти – этой промозглой весной.
Мы проходили мимо кофейного киоска, у которого собрались в кольцо, о чём-то возбуждённо споря, несколько парней; я заметила среди них Влада.
– Это не тот Влад с французского, о котором ты рассказывала? – спросила меня шепотом Курильщица, прикуривая очередную сигарету.
– Не знаю. Я давно его не видела; сама помнишь – больница, а после – тоска. Да и когда я ходила на эти курсы – мы не часто имели возможность поговорить – что можно сделать за жалкие два-то час?! – отвечала я Курильщице, сгорая от страха.
– Давай, подойди к нему.
– Может, лучше не стоит?
– Давай, давай! Влада! Эй, Влад!
Он обернулся и увидел нас. Как я только не умерла на месте?! На его лице засияла радостная и удивлённая улыбка.
Делать нечего – пришлось подходить. Курильщица осталась стоять в сторонке.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, дав своим друзьям понять, что разговор, на время, окончен.
– Я живу здесь неподалёку – решила выйти прогуляться со старой подругой. А ты?
– Я – почти тоже самое. Только живу я – далеко.
– Круто.
Неловкая, напряжённая пауза. Он посмотрел вверх – в вечернее небо – и сказал:
– Как всегда – звёзд совсем не видно.
Я вздохнула; или я сошла с ума, или да, но я сказала ему и его двум друзьям, которые как-то странно на меня смотрели:
– Что касается звёзд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда;
Вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них, хотя
Освоение космоса лучше, если
С ними. Но именно не сходя
С места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
Скрывая, пилот одного снаряда,
Жизни, видимо, нету нигде, и ни
На одной из них не задержишь взгляда.
Он три секунды смотрел на меня не мигая. Он спросил:
– Это – Бродский.
– Да, – шепотом выстрелила я и прикрыла глаза, будто готовясь к расстрелу.
Когда я открыла их, то увидела, как он смотрит в тёмное, беззвёздное небо. Затем, он сказал:
– Ладно. Мне пора идти. Встретимся на курсах. Пока.
– Пока, – сказала я ему в спину.
Мне кажется, что я никогда не смогу его забыть. Даже, если я отпущу его на край света – он пройдёт Землю по кругу и всё равно вернётся ко мне. Такие люди, как он – всегда заставляют оставлять для себя место в душах своих любящих. Если он не станет частью меня – то он убьёт меня – не сказав ни слова; сказав этим всё.
– Ты выглядишь расстроенной. Прости, чт я заставила тебя говорить с ним. Я хотела, как лучше.
Я сказала только:
– Всё хорошо, – как всегда, имея в виду обратное.
1.5
Как всегда, принимая во внимание только твёрдые факты, топая по истоптанным миллионом туристов улицам Будапешта, изо дня в день, всё время по одним и тем же местам – я сделала выводы, что есть города, которые действительно открывают нам свои ворота и принимают в свои объятия; а есть и те, которые нам – только снятся – и почти ни у кого нет шансов увидеть их наяву. Да и зачем это нужно? Ведь сны – мне кажется – намного лучше яви; во снах трудно разочароваться.
Это место околдовывало меня. Никогда не знаешь, что случится с тобой за этим поворотом. Мне повезло – однажды, я начала флиртовать с официантом в одном из кафе, специально построенных, чтобы выжимать деньги у туристов. Этот мальчик сразу понравился мне – его звали Иво. Это как русское Иван, только балканское. Как он мне рассказал, у него были хорватские корни; бабушка и дедушка сбежали из Загреба вовремя террора ультраправых усташей – старая история – я такие люблю.
Я не понимаю, что странного в этом парне. Я переспала с ним – нормальное, взрослое дело. На этом бы разошлись – и я бы всё начала с начала – метафизические дебри ждёт меня в Пеште!
Но вот, сама не помню, как очутилась здесь, я сижу в маленьком, уютном кафе в старой части Пешта – вокруг, к моему глубочайшему удивлению, нет ни одного туриста. Иво рассказывает мне о проблемах современного венгерского общества и о его конфликте с Украиной. Хоть он говорит на превосходном английском, я почти не слушаю его – и даже не потому, что мне полностью безразличны закарпатские мадьяры, чем-то там угнетённые украинским президентом. Я просто думала: до чего же всё происходящее напоминает сон. Этот воздух и этот цвет – реальный мир, каким я его себе представляла – просто не может так выглядеть. И всё же, как бы дивно и волшебно это ни было – это было так. Я не могу лучше объяснить волшебность этой секунды, кроме как фразой: и это чувство прошло сквозь всю мою жизнь и замерло в этой секунде.