– Венчается Богом и одаряется счастьем благочестивый король Георг, возвышенный родом своих предков. Прикрывая его, ангел приносит ему копье, держащему наготове меч. Страх распространился пред ним. Милостивый Боже! Дай долгую жизнь твоему помазаннику, дабы верный тебе не закончил свою жизнь преждевременно… Привет, придурок.
– Помню, помню. Чудесный рыбный пирог и восточные сладости. Рахмат-лукмум…
– Лукмум! – передразнил меня Тимофей. – Когда ты прочитаешь хотя бы одну книгу в своей жизни, хотя бы из тех, что написаны людьми, ты, наконец, поймешь, какое ничтожество из себя представляешь.
– Не буду я их читать, чего зря расстраиваться по пустякам.
– Может ты и прав, – вздохнул Тимофей, – пойдем-ка, у нас сегодня куча дел. А фараон и царица пускай сами решают судьбы Египта.
– Чего решают?
– Египта!
– Кого?
Тимофей ничего не ответил, просто крепко сжал мою руку выше локтя и вытолкал на улицу. Там, удалившись немного от своего жилища, он шепнул мне на ухо:
– Ты должен помочь мне. Нам нужно изготовить магический жезл.
– Из египта?
– Нет, из орешника.
– А зачем?
– Чтоб колдовать, дурак!
Я остановился как вкопанный:
– Ты что, колдун?
Тимофей выругался и огрел меня по спине толстой книгой, которую нес с собой.
– Теория без практики мертва, – важно произнес он, – да впрочем, ты все равно ничего не поймешь. Можно поколдовать и без жезла, если пожелаешь, но тогда нужно выбрать толстую жабу. У тебя есть толстая жаба?
– Толстая? – я на секундочку остановился, внимательно оглядел окрестности и пошарил по карманам в глубокой задумчивости. Тимофею удалось меня озадачить.
– Можно пойти к рыбнику, наверняка он что-нибудь нам подберет.
Тимофей назидательно погрозил мне пальцем, предварительно переложив книгу из руки в руку.
– Мало пойти к рыбнику! Жабе нужно наречь имя и заставить ее проглотить священную облатку. У тебя есть священная облатка?
– Нету, – я сокрушенно развел руками.
– И у рыбника нету! – констатировал Тимофей. – Не пойдем мы к нему!
Какое-то время мы шли молча. Потом Тимофей сказал, внимательно глядя куда-то вдаль:
– После оглашения проклятия жаба заворачивается в сверток и перевязывается прядью волос проклинаемого, после чего сверток зарывается у порога дома оного и…
– И?
– А, – Тимофей отмахнулся от меня как от назойливой мухи. – Что-то я упустил…
Снова какое-то время мы шли молча. Мой собеседник что-то мучительно вспоминал. Когда впереди показались заросли орешника, Тимофей вдруг испустил торжествующий вопль:
– Вспомнил! Плюнуть надо было!
– В рыбника?
– Какого рыбника?… Идиот! На сверток надо было плюнуть, перед тем как закапывать.
– И что тогда будет? – поинтересовался я.
– Элементарный дух жабы станет кошмаром и вампиром, и будет являться заколдованному каждую ночь!… Ну что, будем жаб ловить? – Тимофей приглашающим жестом указал в сторону вонючего болота. – Или будем жезлы делать?
Перспектива ковыряния в болотной жиже в поисках непременно толстой жабы с последующим ее закапыванием на пороге дома ненавистного мне рыбника на очах его домочадцев меня не прельщала. Я так и видел жену рыбника с бородавчатым носом, ее старуху мать, толстых рыбниковых дочек, жабообразных к тому же, и нас с Тимофеем с заступами и свертком. «Это ж мне придется перед всем семейством опять комедию ломать, как в тот раз, когда мы ходили к ним воровать свежую рыбу. Пока Тимофей будет сверток закапывать, мне придется байки им рассказывать, чтоб внимание отвлечь. Можно, конечно, пойти ночью, но ночью страшно, да и небезопасно на улицах…»
– Жезл! – твердо сказал я.
И мы пошли делать жезл.
* * *
Куко. Средневековье. Осиновая роща.
– Это предприятие было названо ими вторым крестовым походом, – вещал Тимофей, врубаясь в заросли орешника. – По принятому летоисчислению в году 1147 и окончилось конфузно. Огромная армия из одних только рыцарей числом до 70 тысяч и легионов всякого сброда двинулась из Регенсбурга по пыльной дунайской дороге, оставляя после себя кучи дерьма… Тьфу! Эй, где ты там застрял?
– Да тут я… Сдается мне тут тоже побывали эти рыцари. Представляешь, Тимофей, я вступил в самую середину.
– А дерьмо человечье? – поинтересовался философ.
– Не знаю. Какая разница.
– Большая. Вступить в человеческое – есть добрая примета – к богатству, а в звериное – лишь вымазаться зря.
– И чево с ними дальше было, с рыцарями?