Алтай и Хучар по генеалогической иерархии были выше Чингис-хана, а Даридай-отчигин был младшим из братьев его отца — их непослушание было обусловлено претензией Чингис-хана на более высокий статус. Помня об этом, Чингис-хан неизменно опирался не на родственников, а на своих нукеров.
Правило Чингис-хана было известно и Рашид-ад-Дину: «Он издал указ, чтобы никто не [смел] заниматься захватом добычи, а чтобы забрали добычу [только] после того, как будет покончено с войною и враг будет уничтожен, [только тогда] все бы полностью мирно разделили между собою. Все согласились на этом»[850].
Этому правилу следовало войско Вату во время венгерского похода, чем, видимо, поразило воображение венгров: «Татары же, видя, что войско венгров обратилось в бегство, как бы открыли им некий проход и позволили выйти, но не нападали на них, а следовали за ними с обеих сторон, не давая сворачивать ни туда, ни сюда. А вдоль дорог валялись вещи несчастных, золотые и серебряные сосуды, багряные одеяния и дорогое оружие. Но татары в своей неслыханной жестокости, нисколько не заботясь о военной добыче, ни во что не ставя награбленное ценное добро, стремились только к уничтожению людей»[851].
«Правило Чингис-хана» сохраняло свое значение и в последующую эпоху. Степные войны всегда велись для грабежа, что обычно было чревато потерей контроля над боем и поражением. Ибн Рузбихан (1457 — до 1533), персидский хронист, приближенный и историограф Мухаммада Шейбани-хана, правителя кочевых узбеков, устами предводителя разъясняет гвардии, чем может обернуться поиск добычи во время сражения: «В то время когда ханская гвардия, [состоявшая] из славных амакчиев и храбрых чухраев, намеревалась выступить, с вдохновенных уст высокостепенного ханского величества сошли слова: „Вы, которые являетесь воинами и амакчиями [моей] гвардии, должны мужественно выступить на врага и никоим образом вы не должны обращать внимания на добычу и грабеж и во время сражения не стремиться к мирским благам. Вашим полем зрения должно быть сражение с врагом и победа над ним, и не следует, завидев добычу и предмет грабежа, тотчас же набрасываться на них. Если вы поступите так, то останетесь без помощи и не увидите лица победы [даже] во сне. Если же вы под сенью знамени его высочества Мухаммад-Тимур-султана проявите терпеливость и не направитесь никуда, кроме как на врага, на битву и сражение, то Всемилостивый и Всевышний Господь удостоит вас поддержки, а ханское величество сочтет своим долгом выдать вам из казны благоустройства равную долю того, что другие узбеки унесли с помощью набегов и грабежа, потому что вы во время битвы под сенью счастливого знамени его высочества Тимур-султана, проявляя терпение, выжидаете и совсем никуда не отклоняетесь для набегов и захвата добычи. Ханские наместники вознаградят вас из ханских урожаев и имущества".
В общем, им было указано стать в день боя под сень знамени его высочества Султан-Мухаммад-Тимура, совершенно отказаться от разбоя и грабежа имущества и захвата добычи и никоим образом не отделяться от султанского высочества, если даже воины разграбят все богатства мира»[852].
Легенда о вознесении на небо князя из войска Чингис-хана демонстрирует видение грандиозной битвы народов кочевниками-несторианами. Для них Чингис-хан был некой эмблемой, символом, точкой кристаллизации собственных мифологем. Здесь нет достоверности в ее бытовом понимании, но есть достоверность высшего порядка.
Вечное Небо, которое покровительствовало Чингис-хану и возложило на него право управлять миром, в воображении несториан превратилось в небесного царя с великолепной свитой. Культ Тенгри в несторианских декорациях породил фантастическую феерию. В новой картине мира планы земных побед Чингис-хана составлялись на небесах. Истинной войной была небесная война. В противном случае все превращалось в банальный грабеж и вымогательство. Для внешних наблюдателей так оно и было.
Современные историки реконструируют внешний ход событий, полагая, что в этом и заключается смысл истории. Война Чингис-хана с мусульманским миром не сводима только к битвам людей, — сталкивались мифологемы. Средневековые описания этих событий, как правило, воспроизводят ту мифологему, что придает событиям смысл. Если диалог понимать как совмещение мифологем, то, скорее всего, он невозможен. На практике это означает невозможность описать события одновременно глазами противоборствующих сторон. Мусульманский историк ан-Насави называет Чингис-хана врагом Аллаха[853] и тем самым переводит реальное событие в разряд метафизического. Монголы не вели религиозных войн.
850
Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2 / Пер. с перс. О. И. Смирновой. Прим. Б. И. Панкратова и О. И. Смирновой. Ред. А. А. Семенова. М.; Л., 1952. С. 120–121.
851
Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита / Вступ. ст., пер. и коммент. О. А. Акимовой. М., 1997. Гл. XXXVI.
852
Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михман-намейи Бухара («Записки бухарского гостя»). М., 1976. С. 125–126.
853
Шихаб ад-Дин Мухаммад ан-Насави. Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны (Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны) / Изд. критич. текста, пер. с араб., пред., коммент., прим. и указатели 3. М. Буниятова. М., 1996. Гл. 36.