По левую руку от нас пристал граф Яффаский, который приходился двоюродным братом графу де Монбельяру и был из рода[181] Жуанвилей[182]. Он был из тех, кто причалил с особым благородством; ибо его галера подошла вся украшенная изнутри и снаружи щитами с изображением его гербов, каковые гербы были золоченые, с расположенными крестообразно разинутыми пастями. На его галере было около трехсот гребцов, и у каждого гребца был маленький щит с его гербом, а на каждом щите — еще и флажок с его гербом из накладного золота.
Когда они подходили, казалось, галера летела, благодаря гребцам, навалившимся на весла; и казалось, гром небесный гремит — такой шум производили флажки, литавры, барабаны и сарацинские рожки, которые были на его галере. Как только галера врезалась в песок, граф и его рыцари сразу же выпрыгнули из галеры, очень хорошо вооруженные и в прекрасном снаряжении, и выстроились рядом с нами.
Я позабыл вам сказать, что когда граф Яффаский высадился, он тут же приказал разбить палатки и шатры; и как только сарацины увидели их натянутыми, то повернули назад и стали окружать нас, пришпоривая лошадей, как бы собираясь напасть; но поняв, что мы не собираемся бежать, тут же отошли.
По правую руку от нас, на расстоянии полета стрелы из большого арбалета пристала галера со стягом Сен-Дени. И нашелся один сарацин, который, когда они причалили, бросился в гущу их, то ли потому что не смог удержать свою лошадь, то ли думая, что другие последуют за ним; но его всего изрубили.
Когда король услыхал, что стяг Сен-Дени уже на берегу, он быстрым шагом прошел по своему кораблю и, несмотря на уговоры легата, который был при нем, дабы не отставать от стяга, прыгнул в море, где вода доходила ему до подмышек; и со щитом на шее, в шлеме и с мечом в руке он направился к своим людям, которые находились на берегу моря. Достигнув суши, он заметил сарацин и спросил, что это за люди; и ему ответили, что это сарацины; тогда он поднял меч, выставил перед собой щит и побежал бы на сарацин, если бы мудрые люди, стоявшие рядом, не удержали его.
Сарацины трижды доносили султану голубиной почтой о прибытии короля, не получая от него никаких вестей, ибо султан продолжал болеть; и увидав это, они решили, что султан помер, и оставили Дамьетту. Король отправил туда рыцаря с поручением убедиться в этом. Рыцарь возвратился к королю, и сказал, что был во дворце султана и это правда. Тогда король послал за легатом и всеми прелатами войска, и они громко запели «Те Deum laudamus»[183]. Потом король вскочил на коня, и все мы отправились располагаться близ Дамьетты[184].
Турки совершили ошибку, когда покинули Дамьетту, но не разрушили лодочного моста; ведь иначе мы испытали бы большие затруднения[185]. Но великий ущерб, уходя, они причинили нам тем, что подожгли базар, где находились все товары и все продукты, что продаются на вес. Это было равноценно тому, как если бы кто-нибудь (от чего упаси Бог!) поджег парижский Малый мост[186].
Признаем же, что великую милость оказал нам всемогущий Господь, защитив нас по прибытии от смерти и от опасности, ибо мы высадились пешими и бросились на наших врагов, которые были верхом. Большую милость сотворил нам Господь и тем, что отдал нам Дамьетту, которую в случае осады можно было бы взять только измором; и это мы ясно понимали, ибо именно измором взял ее король Жан во времена наших отцов[187].
Господь наш может сказать нам так же, как он сказал и сынам Израилевым: «И презрели они землю желанную»[188]. И что сказал он далее? Он сказал, что они забыли Бога, который их спас. А как мы его забыли, я расскажу вам потом.
Первым делом я вам поведаю о короле, который послал за своими баронами, клириками и мирянами, и попросил их помочь ему советом, как поделить захваченное в городе. Первым заговорил патриарх[189], и сказал он так: «Сир, мне кажется, будет хорошо, если вы оставите себе пшеницу, ячмень, рис и весь провиант, дабы снабжать город; и прикажете объявить в войске, чтобы вся прочая движимость была снесена в жилище легата под угрозой отлучения». С этим советом согласились все остальные бароны, однако вся движимость, снесенная в покои легата, была оценена только в шесть тысяч ливров[190].
Когда это было сделано, король и бароны отправили за монсеньором Жаном де Валери, мудрым человеком, и обратились к нему так: «Сир де Валери, — сказал король, — мы договорились, что легат вам даст шесть тысяч ливров, дабы разделить их так, как вы сочтете нужным». «Сир, — ответил этот достойный человек, — вы оказываете мне великую честь, благодарствую! Но эту честь и сделанное предложение, я, ежели Богу угодно, не приму; ибо я склоняюсь к добрым обычаям Святой земли, согласно которым, когда берут город врага, из захваченного добра треть должен взять король, а две трети должны получить паломники.
182
Жан д'Ибелен, граф Яффаский, сын Филиппа д'Ибелена и Алисы де Монбельяр, сестры Готье де Монбельяра. Таким образом, он приходился двоюродным братом графу Тьерри III де Монбельяру и Жуанвилю.
185
Условия пейзажа позволяли произвести высадку только на удобном пляже к западу от Дамьетты, как крестоносцы и поступили: но поскольку город находился на противоположном берегу реки, воинам Людовика IX неизбежно пришлось бы искать возможности для переправы и затем перерезать линии связи Дамьетты с внутренними областями.
186
Малый мост в Париже был застроен домами и купеческими лавками. В Дамьетте находились склады пряностей, пользовавшихся в Западной Европе большим спросом.
187
Речь идет о Пятом крестовом походе, когда крестоносцы во главе с Иерусалимским королем Жаном де Бриенном также захватили Дамьетту: тогда осада Дамьетты продлилась с 27 мая 1218 по 5 ноября 1219 г. В этом крестовом походе участвовал отец Жана де Жуанвиля, Симон.