И король сильно разгневался, и сказал, что желает, чтобы им возвратили десять тысяч ливров, раз он им пообещал заплатить до отплытия двести тысяч ливров. Тогда я наступил на ногу монсеньору Филиппу и сказал королю, чтобы он не слушал его, потому что он говорит неправду; ибо сарацины — самые искусные на свете в счете люди. И монсеньор Филипп подтвердил, что я говорю истину, и он пошутил. А король ответил, что это неудачная шутка. «И я приказываю вам, — обратился он к монсеньору Филиппу, — верностью, коей вы мне обязаны как мой вассал, заплатить десять тысяч сполна, если они не доплачены».
Многие люди советовали королю вернуться на корабль, который дожидался его на море, дабы вырваться из рук сарацин. Король не пожелал никого слушать, сказав, что не уйдет с реки до тех пор, пока не выплатит им двести тысяч ливров, как было условлено. Как только уплату произвели, он, без чьих-либо просьб, сказал нам, что отныне его клятва выполнена, и мы уходим отсюда на корабль, стоявший на море[286].
Затем наша галера отчалила, и мы проплыли доброе лье, прежде чем заговорили друг с другом, выражая тревогу из-за пленения графа де Пуатье. Тут на галионе[287] подплыл монсеньор Филипп де Монфор и крикнул королю: «Сир, сир, поговорите со своим братом графом де Пуатье, он здесь, на этом судне». И тогда король вскричал: «Огня, огня!» И его зажгли. Тут наступило столь великое ликование, какое только можно представить. Король вернулся на свой корабль, и мы тоже. Один бедный рыбак отправился сообщить графине де Пуатье, что он видел графа на свободе; и она велела дать ему десять парижских ливров.
Я хочу вспомнить некоторые события, что произошли в Египте во время нашего там пребывания. Прежде всего я вам поведаю о монсеньоре Гоше де Шатийоне, о котором мне рассказал один рыцарь по имени Жан де Монсон, встретивший монсеньора де Шатийона на деревенской улице, где был взят в плен король; а эта улица проходила прямо посреди деревни, так что по обе стороны были видны поля. На этой улице и стоял монсеньор Гоше де Шатийон с обнаженным мечом в руке.
Завидев въезжавших на эту улицу турок, он бросался на них с мечом и отгонял их от деревни; а турки, что стреляют так же хорошо назад, как и вперед, удирая, осыпали его стрелами. Изгнав их из деревни, он выдергивал все стрелы, застрявшие в нем, вновь одевал свою верхнюю котту, приподнимался на стременах и, вскинув руку с мечом, кричал: «Шатийон, рыцарь! Где мои молодцы?» Когда он оборачивался и видел, что турки зашли с другой стороны, он вновь бросался на них с мечом и гнался за ними; и таким образом он поступал три раза.
Когда главнокомандующий галерами отвез меня к тем, кто был захвачен на суше, я стал расспрашивать тех, кто был с Шатийоном; но не было никого, кто бы мне сказал, как его схватили: только монсеньор Жан Фуинон, добрый рыцарь, рассказал мне, что когда его вели в плен в Мансуру, он встретил одного турка, восседавшего на коне монсеньора Гоше де Шатийона; и пахви у лошади были все окровавлены. И он спросил турка, что он сделал с владельцем лошади; и тот ответил, что перерезал ему горло прямо на этой лошади, что видно по пахвям, залитым кровью!
В войске был один очень храбрый человек, которого звали монсеньор Жак де Кастель, епископ Суассонский. Когда он увидел, что наши люди возвращаются к Дамьетте, то возымел великое желание отправиться к Господу, не желая возвращаться на родину; он спешил предстать перед Богом и, вонзив шпоры, в одиночку атаковал турок, которые изрубили его мечами и отправили в окружение Господа, к мученикам.
Пока король дожидался расчета, который производили с турками его люди за освобождение его брата, графа де Пуатье, один сарацин, превосходно одетый и прекрасный обликом, приехал к королю и преподнес ему молоко в горшках и различных оттенков и видов цветы от детей Назака, султана Вавилона[288]; и он поднес этот подарок, обращаясь к королю по- французски.
И король у него спросил, где он изучал французский язык; и тот ответил, что был христианином; и король ему сказал: «Подите прочь, ибо я не желаю с вами больше разговаривать». А я отвел его в сторону и спросил о его положении. И он мне рассказал, что родился в Провене, а в Египет приехал с королем Жаном[289], и тут женился, и ныне очень знатный сеньор. И я ему сказал: «Разве вы не знаете, что если помрете в таком состоянии, то будете осуждены и попадете в ад?»
288
Скорее всего речь идет об одном из представителей династии Аййу-бидов, по-прежнему правивших в Алеппо и Дамаске; после смерти их родственника Туран-шаха он выдвинули претензии на Египет. Возможно, посланник прибыл от имени султана Дамаска а ль-Назира Юсуфа в надежде заключить договор, направленный против мамлюков, узурпировавших власть у потомков Саладина.
289
Иерусалимским королем Жаном де Бриенном, возглавившим крестовый поход в Египет в 1218–1221 гг.