Когда я возвращался из-за моря и ехал в Париж, со мной был Жан л'Эрмин. Пока мы обедали в палатке, толпа бедных людей выпрашивала у нас милостыню Христа ради и очень шумела. Один из наших людей, бывших там, распорядился и сказал слуге: «Встань и прогони вон этих нищих».
«Ах! — сказал Жан л'Эрмин, — вы очень дурно поступаете, ибо если бы сейчас король Франции прислал нам через своих посыльных каждому по сто марок[318] серебра, мы бы их не прогнали прочь; а вы изгнали этих посланцев, кои вам предлагают даровать все, чем только можно наградить: ведь они просят вас подать Господа ради, то есть подать им из вашего добра, а они вам даруют Бога. И Господь своими устами сказал, что они властны оделить нас за него; и святые говорят, что бедные могут примирить нас с ним, ибо подобно тому, как вода гасит огонь, милостыня снимает грех. Так никогда не прогоняйте нищих, — сказал Жан, — но подайте им, и Господь воздаст вам».
В то время, как король был в Акре, к нему прибыли послы Старца горы. Возвратившись с мессы, он пригласил их к себе. Король усадил их таким образом, что рядом с ним оказался хорошо и красиво одетый эмир; за эмиром сидел слуга в добром снаряжении, державший в руке три кинжала, из которых один входил в рукоять другого; это затем, что если бы эмиру было отказано в его просьбе, он дал бы королю эти три кинжала, бросая вызов. Позади того, кто держал три кинжала, сидел другой, у кого на руку была намотана тонкая ткань, которую он также подал бы королю в качестве савана, ежели он откажет в просьбе Старцу горы.
Король попросил эмира высказать свои желания; и эмир ему подал верительные грамоты и сказал так: «Мой господин посылает меня спросить, знаете ли вы его». И король ответил, что совсем не знаком с ним, ибо никогда его не видал; но много слышал о нем. «А раз вы слышали о моем господине, — сказал эмир, — то я очень удивлен, что вы не прислали ему дары, какие посылают другу, и как это делают каждый год германский император, король Венгрии, султан Вавилона и другие; ибо они знают, что смогут прожить ровно столько, сколько будет угодно моему господину.
А если вам не угодно это делать, велите уплатить дань госпитальерам или тамплиерам, которую Старец им должен, и он сочтет себя удовлетворенным». Он платил дань тамплиерам и госпитальерам, так как они нисколько не боялись ассассинов, ибо Старец горы ничего не достиг бы тем, что приказал бы убить магистра тамплиеров или госпитальеров; так как хорошо знал, что если велит убить одного из них, его место тотчас же займет другой, столь же сильный. А посему он не хотел терять ассассинов там, где ничего не выиграет. Король ответил эмиру, что вернется после обеда.
Когда эмир возвратился, он увидел короля, сидевшего так, что с одной стороны от него был магистр ордена госпитальеров, а с другой — тамплиеров. Тогда король велел ему повторить то, что он сказал утром; и эмир отвечал, что не намерен это повторять, разве что перед теми, кто был утром с королем. Тут оба магистра ему сказали: «Мы вам приказываем говорить». И он им ответил, что повторит, раз они ему приказывают. Тогда оба магистра велели ему сказать по-сарацински, чтобы он пришел на следующий день поговорить с ними к госпитальерам, и он так и поступил.
Здесь оба магистра велели ему сказать, что его господин слишком дерзок, коль осмелился передать королю такие грубые слова; и они велели ему сообщить, что если бы не честь короля, к которому они направлены послами, они бы приказали их утопить в зловонном море Акры, несмотря на их господина. «И мы вам приказываем отправиться обратно к своему сеньору и через две недели возвратиться назад и доставить королю от вашего господина такие послания и драгоценности, какие король счел бы удовлетворительными и остался бы вами доволен».
Через две недели послы Старца возвратились в Акру и привезли королю сорочку Старца и передали от него королю, что это знак того, что Старец, подобно сорочке, которая ближе любой другой одежды к телу, желает держать короля ближе всех прочих государей к себе в своей любви. И Старец прислал ему свой золотой перстень, очень тонкой работы, на котором было начертано его имя; и передал королю, что своим перстнем сочетается с ним, ибо желает, чтобы отныне и впредь они составляли единое целое.
318
Единица веса, чаще всего использовалась для драгоценных металлов. Во Франции известна с середины IX в. В разных областях была своя марка. Так турская марка равнялась 244,75 гр.