Я не берусь определять сходу факторы, способствующие столь высокой степени сохранности лексем, которые зачастую исчезают, не доходят до современных тюркских языков. Замечу лишь, что лингвистам–тюркологам, которые занимаются составлением национальных этимологических словарей, полезно, хотя бы на этот период, стать славистами.
Половец
Существует только одно толкование, утвердившееся в науке. От русского полóвый (половъ) — «светло–жёлтый, блёклый». Следовательно, уже не этническое, а расовое определение.
Славяне общались с десятками других тюрко–монгольских народов, принадлежавших к той же расе, что и кипчаки. Почему же цвет кожи именно этих последних настолько потряс воображение летописцев XI века, что они закрепляют впечатление в этнониме. (Попытки привести и синонимичное «куман» к смыслу «жёлтый» поражает своей искусственностью).
К тому же, половый (плав — в южнославянском) не всегда обозначает цвет половы, но и «голубой» (сербо–хорватское и словацкое).
Методологической ошибкой этимологов, я считаю, допытку рассматривать историю слова вне его исторического контекста, в отрыве от семантического гнезда, которое составляют другие обобщающие названия степняков X–XII веков (торки, берендеи, печенеги, кумане, кощеи, поганые, языги, толковины). Типологически «половец» относится к этому ряду. И то обстоятельство, что термин не успел получить церковной окраски, как «языги», «поганые», может свидетельствовать в пользу его сравнительно позднего происхождения. «Языги» и «поганые» превратились в нехристей в первые времена христианизации, когда церковь яростно отделяла новообращенных от Поля, старалась нарушить вековые связи, придавая популярным в языческой славянской среде терминам отрицательное значение в соответствии с новой идеологией. Социальная структура восточнославянского общества «скотовод — оседлый земледелец» превратилась в резкую оппозицию «нехристь — христианин», и в непрерывной борьбе идейное противопоставление приобретало все более эмоциональный характер: варвар — цивилизованный, чужой — свой, враг — друг и т.д.
Сила и письмо были в руках церкви; и постоянно употребляясь в негативном контексте, слова «поганый», «язычник», «кощей» приобрели значения, которые нам известны. Подлинные смыслы их были подавлены христианской оценкой.
Церковь популяризировала земледелие, насаждала этот новый для проторусичей способ производства, дабы прикрепить их к земле, ибо кочевничество и христианство — понятия несовместные. Где прикажете установить храм, если народ бродит? (Еще в XIII веке упоминаются русские кочевники «бродники» с предводителем по имени Плоскиня. Скорее всего, это потомки древнерусских скотоводов, укрывшихся от преследования христиан в степи. В XV веке «бродники» стали называться казаками, пополняясь за счет беглых крестьян, они образовались в самостоятельную русскую формацию, сохранившую в своем сложном этносе и древний способ производства).
Свидетельством упорной борьбы церкви с русским кочевничеством может служить и лингвистический факт. В слове «крестьянин» совмещены понятия «христианин» и «земледелец». Ибо только земледелец мог стать христианином. Ни в каком другом европейском языке эти значения не контаминируются в одном термине.
Лишь в конце XIV века утверждается современный смысл, официально знаменуя окончательную победу земледельческого способа производства в Руси. До этого семантики «христианин» и «земледелец» выражались отдельно («крестьянин» и «оратай»). Борьба ещё продолжалась.
Из церковнославянского языка входит в русский специальная терминология: ори, орать, оратарь (оратай). Но она не стала народной.
Позиции скотоводов слабели. Русские оседают в городах и весях. Термины скотоводства переосмысливаются и становятся народными терминами земледелия. Диалектное «пахать» — пасти скот получает новое значение и утверждается повсеместно. Но и до сих пор недалеко ушли друг от друга «паси» и «паши», ибо восходят к диалектным разновидностям одного и того же корня — пак (пах).
…Противопоставляя оседлых русичей кочевым (поганым), церковь сочиняет для первых название «поляне» от греческого полис — город, поселение. (Славянизированный грецизм участвует в именах городов современных: Севастополь, Симферополь, Тирасполь, Чистополь, Каргополь, Янополь и др.)
Поляне — не племенной этноним, а сословный. Этого не поняли следующие поколения древнерусских историографов, которые и «древлян» как (обобщенно назывались предки восточных славян, т.е. древние), толковали от «древо» (с ними согласны и современные нам исследователи). Выяснив таким образом «типовой проект» этнонимов, созданных до них, эти книжники сочиняют и «дреговичей» от дрегва — болото. То есть, если поляне — жители полей, древляне — насельники лесов, то людей, живущих в болотистых местах между Припятью и Западной Двиной, естественно назвать дреговяне, или по морфологической схеме, свойственной уже эпохе этих неологистов, — дреговичи.
…Поляне — любимое «племя» летописей; они противопоставляются былым «древлянам», пребывавшим в языческом невежестве. Искусственное книжное образование «поляне» — оседлые, горожане не было принято в качестве нарицательного термина. Причина этому, мне кажется, в том, что корень совпал с народным словом «полъ» — равнина, пустошь. Но насаждаемая церковниками оппозиция полис — полъ скажется на судьбе проторусской лексемы. Появляется довольно рано (в XI веке) компромиссный термин — «поле» — равнина, где содержание сохраняется традиционное, но форма грецизирована. Он вытесняет из общерусского языка в диалекты старое — полъ. Эти исторические обстоятельства (космос слова) надо учитывать при этимологии — «половец».
…Несколько лет назад я высказал в статье «Невидимые слова» осторожное мнение о происхождении «половец» от «поле». Сегодня хочу уточнить свою версию, предложив другой корень — «полъ». Суффикс принадлежности — ов, суффикс лица — ец.
…Форма «половец» построена по той же морфологической схеме, что и «степовец» и означает — «человек, принадлежащий полу», т.е. степи. Книжники XI–XII веков уже не знали этимологии этого слова, ибо «полъ» был вытеснен «полем».
Таким образом, «половец» — безукоризненная калька слова «язычник» в первом значении.
Калька понадобилась, ибо «язычник», приобретая новую расширенную функцию, перестал быть этнонимом.
Итак, обобщающие названия тюркского населения южнорусских степей с Х по XII века составляют, по–моему, две семантические группы.
I. Этнонимы, образованные от терминов родства:
1) Торки — «родственники жены» (торкiн).
2) Печенеги — «свояки» (паджанак).
II. Этнонимы, образованные от «хозяйственных» и географических терминов:
1) Кощей — «кочевник» (кощщi).
2) Паган — «пастух» (паган).
3) Язычник — «степняк» (йазык — нiкi).
4) Толковин — неудачная калька предыдущего слова. Только в «Слове о полку Игореве».
5) Половец — «степняк» — калька «язычника».
Отдельно стоит «берендеи» — «предавшиеся» или «подданные». Это уже кличка, данная кипчаками кочевникам, поступившим на службу к русским князьям (берiндi).
«Чёрные клобуки» — калька тюркского самоназвания «Каракалпак».
Ковуи — передача казахского родового термина «кобуй». Этнонимы показывают сложную картину взаимоотношений христианской Руси с кочевыми племенами, сменяющимися в южнорусских степях на протяжении, по крайней мере, трех веков.
Кыпчак
… Многие тюркские этнонимы являются как бы названием племенной тамги (герба).
Особенно заметно это в казахской этнонимике, так как большинство казахских родов и племен помимо имени сохранили и тамгу. Причем, как правило, знак древнее названия. Форма знака толковалась неоднократно и это отразилось в этнонимах.
Так тамгой рода «ойък» является круг. А эта геометрическая фигура в казахском называется — «ойък». Название тамги стало названием рода.