Беседовал?
— …совершенно возмутительно, — голос принадлежал, как не печально, брюл-брюлу.
— Захлопни пасть, — ага, это Дол-Бярды.
— Ботва, ну скажи ему.
— Тебе уже сказали — захлопни пасть, — это, похоже, Ботва. — Его вообще надо вон прогнать, хозяин.
Мудрец приподнялся на слабых крыльях и потрогал лоб. Шишки не было. Впрочем, ее там и не могло быть. Если когда-нибудь на его лбу от падения вскочит шишка, это будет означать только одно — клюв разбит всмятку. На данный момент с клювом все, вроде, в порядке.
А вот со всем остальным, похоже, нет. В смысле, не с остальным телом, а с остальным миром.
Главным образом потому, что брюл-брюл, оказывается, разговаривал.
Тып-Ойжон вылез из-под попоны, которой его укрыл… мудрец надеялся, что сделал это все-таки Дол-Бярды, иначе все вообще ни в какие ворота не лезет. Потом огляделся.
Стоит, наверное, описать, чем стала равнина за то время, пока мудрец-практик пребывал в беспамятстве. Во-первых, откуда-то появилась стена, достаточно тонкая, чтобы слышать шум трав и завывания ветра снаружи, и достаточно плотная, чтобы ветер не гулял внутри огромного конусообразного помещения, которое, собственно говоря, эта стена собой образовывала. В памяти Тып-Ойжона даже всплыло слово — шатер. Да, шатер.
Во-вторых — очаг. Не костер, а именно очаг, потому что пламя бесновалось в аккуратном металлическом загоне-треноге, а над ним исходил умопомрачающими запахами мяса и специй маленький такой, но очень вместительный котелок. От полноты обонятельных ощущений у Тып-Ойжона в зобу сперло дыхание.
В-третьих… третьего не было. Но первых двух характеристик хватало с лихвой.
— Я, признаться, и не знал, что воины путешествуют с таким комфортом, — как можно более независимым голосом заметил Тып-Ойжон, пытаясь взглядом отыскать владельца шатра. — А что вы там делаете с…
Дол-Бярды ответил не сразу. Он что-то делал в сегменте шатра, отгороженном специально для верховой ско… для говорящих тварей. Оттуда доносился какой-то хруст, чавкающие звуки, и еще сдержанная, методичная даже, ругань вполголоса. Ругались воин и Ботва. В свете очага Тып-Ойжон разглядел, наконец, что воин возится со своим пан-руххом, а не с брюл-брюлом, как это вначале показалось Тып-Ойжону.
Мудрец встал на ноги и направился к хозяину шатра.
— Очнулись, — не оборачиваясь констатировал факт Дол-Бярды.
— Да, вот… — стушевался Тып-Ойжон. — Я хотел сказать, что не знал, что воины путешествуют с таким комфортом.
— Я не путешествую, я линяю, — напомнил воин.
— Да, простите… Не знал, что воины линяют с таким…
Окончательно зарапортовавшись, мудрец не нашел ничего лучше, чем спросить:
— А что вы сейчас делаете?
Послышался жуткий треск, и Ботва разразился потоком отборной площадной брани, а Дол-Бярды отлетел спиной прямо на мудреца, свалив его на пол. В руках он держал панцирь своего пан-рухха.
— Панцирь отдираю, — как будто ничего не произошло ответил воин.
— Панцирь?
— Ну да. Должен же я чем-то защищаться от врагов во время линьки.
— А вас преследуют?
— Что за вздор, — вспылил воин. — Вы постоянно мелете какую-то чепуху. Почему меня кто-то должен преследовать?
— Но вы только что сказали, что должны защищаться от врагов во время линьки, ведь так? Где же враги? — совершенно резонно заметил Тып-Ойжон. — И… может, вы все-таки позволите мне подняться?
Дол-Бярды встал с мудреца. Физиономия его горела, словно натертая наждаком — старая шкура готовилась слезть и уступить место новой. Мудрец выпрямился, обнаружив рост более чем в два раза превосходящий рост воина. Однако шатер был достаточно высок, чтобы Тып-Ойжон мог стоять, не сгибаясь в три погибели, так что неудобства он не испытывал.
— Ну… — Дол-Бярды задумался. — На всякий случай.
— Вы содрали с живого существа панцирь на всякий случай?
— Но должен же я позаботься о своей безопасности, — вскричал Дол-Бярды.
— Насколько я понимаю, в данный момент вам ничего не угрожает, — Тып-Ойжон исполнился праведного гнева. — Вы… у меня нет слов. Ему же больно.
Вообще-то вид пан-рухха Ботвы действительно не внушал оптимизма. Вся спина была сплошной фиолетовой раной, и кляча бранилась вполголоса.
— Вам чем-нибудь помочь? — участливо спросил Тып-Ойжон у Ботвы.
— Сделай одолжение, — тихо попросил Ботва, — заткнись.
— Мучители. Душегубы, — заорал брюл-брюл как резаный. — Всех не перебьете.
— Замолчи, неблагодарная скотина.