Я вспомнил изможденную, больную Есфирь, подумал о великом милосердии Господнем, потом обвел глазами окружающие меня лица от этих людей милосердия не жди.
— Ну? — прикрикнул Ванея.
— Как солнце пронзает тучу, — пожал я плечами, — так и правда просвечивает сквозь слово.
— По-моему, все ясно, — сказал Иосафат.
— Благонамеренностью это не назовешь, — подхватил Нафан.
Священник Садок возвел глаза к небу и проговорил:
— Стало быть, придется нам месяцами сидеть тут, как в вошебойне, выискивая, будто вшей, злоумысленные намеки и прочие мер-зопакости.
Ванея ухмыльнулся:
— Знание — дар Божий, но когда человек знает лишнее, то это вроде заразы или вони изо рта. Прикажите мне убить этого умника, пусть уносит свои знания с собой в могилу.
Тут я снова бросился в ноги царю Соломону и, целуя его толстые пальцы, воскликнул:
— Выслушайте раба вашего, о мудрейший из царей, взываю не к правителю, а к поэту. Позвольте мне прочесть мой псалом «Хвала Господу, хвала Давиду», потом решайте, заслужил ли я смерти от руки Ваней.
Чтобы царь не успел отказать в моей просьбе, я выхватил из складок одежды кусочек пергамента и начал читать:
ХВАЛА ГОСПОДУ, ХВАЛА ДАВИДУ ПСАЛОМ ЕФАНА ЕЗРАХИТА
(Голос Господа)
Я поставил завет с избранным Моим,
клялся Давиду, рабу Моему:
Навек утвержу семя твое,
в род и род устрою престол твой.
Я обрел Давида, раба Моего,
Святым елеем Моим помазал его.
Рука Моя пребудет с ним,
и мышца Моя укрепит его.
Враг не превозможет его,
и сын беззакония не притеснит его.
Сокрушу пред ним врагов его.
И Я сделаю его первенцем,
превыше царей земли. Вовек сохраню ему милость Мою, и завет Мой с ним будет верен. Семя его пребудет вечно, и престол его, как солнце предо Мною:
вовек будет тверд, как луна,
и верный свидетель на небесах.
Царь Соломон вежливо захлопал в ладоши, следом — остальные; писцы Елихореф и Ахия тут же поинтересовались, нельзя ли получить копию, чтобы приложить к протоколу.
Я сказал, что с удовольствием ее изготовлю, если только останусь жив на достаточное для этого время.
Царь Соломон сдвинул на лоб расшитую золотом шапочку, почесал в затылке и провозгласил следующее решение:
СОЛОМОНОВО РЕШЕНИЕ
Исходя из того, что любого слова, неугодного царю и верховным правителям, достаточно для обвинения в государственной измене;
и учитывая недовольство царя и верховных правителей рядом высказываний обвиняемого Ефана, вписанных им в Единственно истинную и авторитетную, исторически достоверную и официально одобренную Книгу об удивительной судьбе, богобоязненной жизни, а также о героических подвигах и чудесных деяниях царя Давида, сына Иессеева, который царствовал над Иудою семь лет и надо всем Израилем и Иудою тридцать три года, избранника Божьего и отца царя Соломона;
и признавая подсудимого виновным в предъявленных ему злодеяниях, я, мудрейший из царей Соломон, властью, данной мне заветом с Господом, приговариваю вышеупомянутого Ефана, сына Гошайи, к смерти.
— Отлично, — сказал Ванея и вытащил меч. Однако царь Соломон, подняв руку, продолжил:
СОЛОМОНОВО РЕШЕНИЕ (Продолжение)
Принимая во внимание, что физическое умерщвление Ефана, сына Гошайи, представляется нецелесообразным, так как оно может породить среди недоброжелателей толки, будто царь Соломон подавляет свободу мысли, преследует ученых и т. п.;
принимая также во внимание, что по тем же причинам нецелесообразно отправлять Ефана, сына Гошайи, в рудники, каменоломни, к священникам Беф-Сана или в иные подобные заведения, он приговаривается к смерти через замалчивание; ни единое слово его не должно стать известным народу — ни устное, ни записанное на глиняных табличках или пергаменте; его имя надлежит забыть, словно он никогда не рождался на свет и не написал ни единой строки.
Псалом же под названием «Хвала Господу, хвала Давиду», написанный им в духе и стиле литературных поденщиков, плоский по мысли и лишенный малейших поэтических достоинств, да будет сохранен на все времена, нося его имя.