Все мои восковые дощечки были уже исписаны. В круглой комнате сгустилась духота, но принцесса меня не отпускала. Она сидела на подушках, выпрямив спину и положив иссохшие руки на колени; ее глаза были устремлены куда-то вдаль.
Словно очнувшись, она вдруг спросила:
— Каким ты представляешь себе Давида?
Странный вопрос редактору Единственно истинной и авторитетной, исторически достоверной и официально одобренной Книги об удивительной судьбе и т. д. Я взглянул на резные стены, через отверстия в которых нас наверняка подслушивал Аменхотеп.
— Давид — отец царя Соломона, — ответил я.
Принцесса презрительно улыбнулась.
— Стало быть, это царь Соломон должен решать, каким ты представишь себе человека, который для меня дважды был супругом, для моего брата Ионафана — возлюбленным, а для моего отца Саула — блудодеем?
Я опустил голову.
Мелхола же лишь махнула рукой и проговорила:
— У него было множество лиц. Признаюсь, и впрямь нелегко разобраться, каков он на самом деле. Мы часто говорили об этом с Ионафаном. Те дни очень сблизили меня с братом. Обычно мы выезжали вместе из царского дворца в Гиве, добирались до Красной скалы и всматривались в даль — не появится ли от Давида какого-либо знака, не закурится ли дымок в горах. Но не было нам никакого знака, лишь стервятники кружили по небу. Ионафан рассказал мне однажды о клятвенном союзе, который он заключил с Давидом, ибо любил его, как собственную душу. А еще Ионафан сказал, что Давид — избранник Божий и что Давид обещал не отнимать милости от дома Ионафанова вовеки ради их великой дружбы и союза. Но как же с престолом, спросила я, разве не ты будешь царем, брат мой?
Принцесса встала, прошлась по комнате. Ее ноги в открытых сандалиях оказались удивительно красивы.
— Ионафан объяснил мне тогда: «Чтобы властвовать, нужно иметь пред собою единственную цель — власть. Никого нельзя любить владыке, кроме самого себя. Даже Бог должен стать твоим собственным Богом, готовым освятить Своим Именем любое твое преступление «.
Принцесса остановилась, посмотрела на меня.
— Учти, Ефан: Ионафан понимал это, однако продолжал любить Давида. А стервятники все кружили по небу… Вдруг один из них прянул камнем вниз. Я спросила Ионафана: «Ты знаешь, где скрывается Давид?» Он ответил: «В Адолламской пещере; туда пришла вся его семья, и все притесненные собрались к нему, и все должники, и все огорченные душою; их там около четырехсот человек». Я представила себе, как Давид, супруг мой, собирает свою шайку в Адолламской пещере, увидела его смуглое лицо, гибкую фигуру и сказала Ионафану: «Будь Давид хоть скотокрад, хоть разбойник с большой дороги, но я люблю его и хочу быть с ним». Он ответил: «Потерпи, люди Авенира, царские ищейки, следят за тобой. Они схватят тебя и убьют». И я набралась терпения; прошла пора дождей, началась весна, бедный Фалтий, сын Лаиша, заботился обо мне, а от Давида — ни единого словечка через Фалтия или Ионафана. Потом опять зарядили дожди, и тут до меня долетел слух, что Давид взял в жены Авигею, жену некоего Навала, богатого овцевода из Моны. Помню, я рыдала, раздирала свои одежды, а затем сидела в тоске, ничего не ела и не пила, пока Фалтий не заставил меня выпить вина; он умастил меня маслом, ласкал меня, и я уступила ему, оставаясь совершенно бесчувственной. Я не поднимал глаз на принцессу. Она засмеялась, тихо-тихо, и сказала изменившимся голосом:
— Все это было так давно. Тут вновь появился Аменхотеп, который объявил с поклоном:
— Ужин накрыт. Госпожу ждут.
Принцесса ушла, поступь ее была тяжеловата, но осанка оставалась царственной — в ее-то годы. У двери она обернулась ко мне и заговорщицки кивнула:
— Ты сумеешь верно представить его себе, я знаю.
Благословенно будь имя Господа Бога нашего, который открывает истину поэтам и прозорливцам чрез их сновидения, прочих же побуждает к тщательным поискам и кропотливым исследованиям.
Для скрывающегося предводителя шайки разбойников и головорезов важно замести следы, отнюдь не в его интересах оставлять глиняные таблички с записью своих подвигов или перечнем добычи. Он старается избегать стычек с блюстителями закона, так что и из этого источника сведения поневоле скудны и малодостоверны. Кое-что можно почерпнуть из преданий или песен, сложенных во славу лихого главаря разбойной шайки, но лучше всего отыскать живого свидетеля тех набегов — скажем, одного из разбойников или пострадавших.