Тот, кто сумел превратить себя в художника искусства жить, стал настоящим человеком даосизма. При рождении он вступает в мир снов, чтобы пробудиться к реальности только в момент смерти. Он умеряет свою собственную яркость для того, чтобы сливаться с заурядностью других. Он делает все «с неохотой, словно переходит водный поток зимой; он колеблется, как тот, кто боится соседей; он дрожит, будто лед, который вот-вот начнет таять; он непритязательный, как кусок дерева, из которого еще ничего не вырезали; свободный, как долина; бесформенный, как бушующая вода». Для него нет ничего важнее в жизни, чем жалость, бережливость и скромность.
Если теперь мы обратимся к дзэну, то обнаружим, что в нем делается особый акцент на учениях даосизма. Название «дзэн» происходит от санскритского слова «дхьяна», что обозначает медитацию. Утверждается, что посредством священной медитации можно достичь высшей самореализации. Медитация – это один из шести путей, пройдя который можно достичь состояния Будды, и последователи дзэна подтверждали, что Шакья-Муни в своих поздних учениях наложил особый запрет на этот способ, передав основные правила своему главному последователю Кашьяпе. В соответствии с существовавшей традицией Кашьяпа, первый патриарх дзэна, поделился тайной с Анандой, который в свою очередь передал ее следующим патриархам, пока она не стала достоянием Бодхидхармы, двадцать восьмого по счету. В первой половине XVI в. Бодхидхарма переезжает в Северный Китай и становится первым патриархом китайского дзэна. Об этих патриархах и их доктринах не существует достоверных исторических сведений. Представляется, что в философском аспекте ранний дзэн очень близок к индийскому негативизму Нагарджуны и в то же время к джайнистской философии, сформулированной Шанкарачарьей. Первые учения дзэна, как мы сейчас понимаем, связаны с именами шести китайских патриархов: Хуэйнэна (637–713), основателя южного дзэна (учение доминировало в Южном Китае). За ним сразу следует великий Мацзу Даои (?—788), который оказал существенное влияние на жизнь Поднебесной. Его ученик Хуайхай (719–814) основал первый монастырь дзэна, учредил ритуалы и правила для управления им. В дискуссиях внутри школы дзэна, развернувшихся после Мацзу Даои, мы находим воздействие сознания, свойственного тем, кто тяготел к территориям рядом с Янцзы, что выражалось в усилении влияния местных видов мышления в ущерб индийскому идеализму. И невозможно было не заметить, что южный дзэн разительно напоминал учения Лао-Цзы и даосских любителей бесед, какие бы доводы против этого ни приводились. В «Дао Дэ Цзин» мы уже находим указания на важность сосредоточенности и необходимости правильно регулировать дыхание – главнейшее требование для практики дзэн-медитации. Некоторые из лучших комментариев к трактату Лао-Цзы были написаны последователями дзэна.
Дзэн-буддизм, как и даосизм, боготворил относительность. Один из учителей определял дзэн как искусство ощущать присутствие Полярной звезды в южном небе. Истины можно достичь только при постижении противоположностей. И опять дзэн-буддизм, как и даосизм, является стойким приверженцем индивидуализма. Нет ничего реального, кроме того, что заставляет наш мозг работать. Однажды Хуэйнэн, шестой патриарх, увидел двух монахов, которые наблюдали, как над пагодой вьется флаг на ветру. Один из них сказал: «Это ветер заставляет его колыхаться». Второй возразил: «Это флаг заставляет дуть ветер». Но Хуэйнэн объяснил им, что реальное движение зависит не от ветра или от флага, а от чего-то, что заключено в их сознании. Мацзу Даои гулял в лесу со своим учеником. Неожиданно из-под ног у них выскочил заяц и умчался в чащу. «Почему заяц ускакал от тебя?» – спросил Мацзу Даои. «Потому что он меня испугался», – ответил ученик. «Нет, – сказал учитель, – потому что в тебе сидит инстинкт убийцы». Этот диалог напоминает разговор даосиста Чжуан-Цзы со своим другом. Они шли вдоль берега реки, и тут Чжуан-Цзы воскликнул: «С какой радостью рыбы встречаются в воде друг с другом!», – на что друг сказал: «Ты же не рыба. Откуда тебе известно, что они радуются друг другу?» – «Но ты ведь не я, – возразил Чжуан-Цзы. – Откуда тебе известно, что я не знаю о том, как рыбы радуются друг другу?»