Сэр Джордж предложил доктору рюмку портвейна и спросил, как себя чувствует девушка.
— Ей требуется покой, — сообщил доктор, зная, что вызывает этими словами неудовольствие лорда, но ему порой нравилось говорить лорду неприятные вещи, хотя бы потому, что сам лорд обожал говорить гадости окружающим.
— Пускай отдохнет до завтра, — усмехнулся Уиттли.
— Я полагаю, что ей следует три или четыре дня пробыть в постели. Рана на ноге, нанесенная вашей каретой, милорд, значительна и может опасно загноиться.
— Разве у нее нет своего дома?
— А у вас не хватает комнат? Или жалко миску куриного бульона?
— Доктор, доктор… — вздохнул Уиттли. — Я хотел только одного — вернуть эту крошку родителям, успокоить их…
— Ничего себе — спокойствие: получить искалеченного ребенка!
— Ну уж искалеченного! — Сэру Уиттли совсем не нравилось вести этот спор в присутствии молодого штурмана, но отступать было поздно.
— Рискните, — предложил доктор. — Пускай сюда явится ее отец с полицейским, а за ним пятьдесят репортеров.
Доктор отлично знал о нелюбви Уиттли к этой категории человечества и был уверен, что таким простым и тихим ходом он выиграл шахматную партию.
— Но через три дня вы гарантируете…
— Я не гарантирую, но обещаю постараться. Сейчас несчастная крошка заснула.
— Несчастная крошка… — Уиттли с подозрением взглянул на доктора — не издевается ли тот. Доктор был совершенно серьезен.
— Я возьму на себя труд предупредить ее мать и успокоить ее, — смилостивился Симкин. — Но вы должны распорядиться, чтобы маму Дороти пустили сюда беспрепятственно.
Уиттли, уже сдавшийся и смирившийся с тремя днями возможных неудобств, обратил взор к камину, возле которого мог бы стоять Мартин, но тот ответил от двери в буфетную:
— Я все слышал, сэр.
Если бы супруга сэра Уиттли, столь безвременно почившая, была жива, она бы нашла, как всех поставить на место. Но, увы, Уиттли был одинок.
Вокруг были одни предатели, филантропы и пацифисты, но в окружении врагов Уиттли всегда предпочитал почетный плен благородной гибели. Поэтому, ничем не выразив недовольства, он повернулся к штурману и продолжил разговор.
— Мы посылаем два корабля, — сказал он. — Наибольшие надежды я возлагаю на «Глорию». Так как я сторонник прогресса, то убежден, что любое тяжелое орудие важнее роты солдат. И вообще машины… Еще рюмку кларета?.. Машины со временем заменят человека. Я еще доживу до того времени, когда машины Уатта поставят на фрегаты и те независимо от погоды или противных ветров и штилей будут добираться до Индии менее чем за месяц.
— Но и вонь от них будет, — позволил себе улыбнуться штурман — горячий патриот парусного флота.
Сэр Уиттли не согласился с молодым собеседником.
— Сегодня, — сказал он, — мой кучер Мэттью попытался заглянуть в будущее и предположил, что через несколько лет Лондон погибнет, потому что по третьи этажи будет завален конским навозом. Он представляет себе прогресс как накопление того, что имеется. Для меня же прогресс — это появление нового. И я боюсь, да, боюсь гибели Лондона! Но не от конского навоза, а от угольной сажи, так как не только печки города, но и все экипажи, все машины в нем будут работать силой пара и, соответственно, будут нещадно дымить.
Штурман поежился от такой страшной перспективы. Он не любил заглядывать в будущее и потому не претендовал ни на звание политика, ни на поприще великого человека.
Но последнюю фразу свекра услышала вошедшая в библиотеку Регина, появление которой должно было считаться совершенно случайным…
— Ой, простите, я не знала, что вы заняты, сэр!
Уиттли предпочел бы, чтобы его называли отцом или еще как-либо нежно, только не сэром, словно чужого. Но невестка его не любила. И ничего не могла с собой поделать. Она была вежлива, ласкова, улыбчива, а сэр Уиттли порой просыпался ночью от кошмара — будто голубушка, голубица, горлица выклевывает ему глаза. И так странно это делает: раздвигает веки пальчиками, унизанными кольцами, а потом прицеливается аккуратненьким, твердым, как сталь, носиком. И — удар!
— Заходи, Реджи. — Лорд назвал ее нелюбимым именем. — Познакомься — твой спутник в многодневном пути Александр…
— Фредро.
— Алекс Фредро. Штурман «Глории». И не смотри, что он так молод.