Он рассуждал так образом: столетиями люди получали добрые советы и шли самыми верными путями, в то время как Гиббелины ожидали, что они достанут лодку, и искали их у двери всякий раз, когда кладовая была пуста, как охотник ищет дупелей в болоте; но, сказал Альдерик, если бы дупель сидел на вершине дерева, нашли бы его там люди? Конечно, никогда! Так что Альдерик решил не плыть по реке и не идти через дверь, но выбрал путь в башню сквозь толщу камня. Более того, он задумал работать ниже уровня океана, реки, которая (как было известно Гомеру) опоясывала мир, чтобы, как только он сделает отверстие в стене, вода полилась внутрь, запутывая Гиббелинов, и затопила подвалы, располагавшиеся, по слухам, на глубине в двадцать футов; тогда он нырнул бы за изумрудами, как водолаз ныряет за жемчугом.
И в день, о котором я рассказываю, он помчался прочь от дома, щедро сея золото на своем пути, как я уже говорил, и миновал многие королевства, дракон огрызался на дев на ходу, но на мог съесть их из-за узды в пасти, и не получал никакой благодарности, кроме пинков по тем местам, где он был наиболее уязвим. И так они прибыли к темной окраине непроходимого леса. Дракон летел со скрежетом крыльев. Многие фермеры у края миров видели дракона, пока сумерки еще не настали, слабую, темную, дрожащую полоску в небе; и они приняли его за ряд гусей, летящих прочь от океана; они направились по домам, радостно потирая руки и говоря, что настала зима и что должен скоро выпасть снег. Скоро сумерки миновали, и когда они спустились на край мира, уже настала ночь и засияла луна. Океан, древняя река, узкая и мелкая в тех местах, мерно тек и не издавал ни звука. Устраивали ли Гиббелины банкет или наблюдали за дверью, но они также не подавали признаков жизни. И Альдерик спешился и снял броню, и обратившись с мольбой к своей даме сердца, поплыл вперед с киркой. Он не бросил меча, поскольку боялся повстречать Гиббелинов. Высадившись на другом берегу, он сразу начал работать, и все складывалось очень удачно. Никто не высунул голову из окна и все окна светились, так что никто не мог заметить его в темноте. Удары кирки заглушались толстыми стенами. Всю ночь он работал, ни единый звук не досаждал ему, и на рассвете последний камень откололся и скатился внутрь, и воды реки хлынули следом. Тогда Альдерик взял камень, подошел к нижней ступени и швырнул камень в дверь; он услышал отголоски эха в башне, тотчас же отбежал и нырнул в отверстие в стене.
Он оказался в изумрудном подвале. Не было света в высоком хранилище над ним, но, нырнув сквозь двадцать футов воды, он нащупал пол, усеянный изумрудами, и открытые сундуки, полные ими. В слабых лучах луны он увидел, что вода зелена от камней, и легко заполнив сумку, он снова поднялся на поверхность; и здесь Гиббелины уже стояли по пояс в воде, с факелами в руках! Не сказав ни слова и даже не улыбнувшись, они аккуратно повесили его на внешней стене - и наша история не принадлежит к числу тех, которые имеют счастливый финал.
Как Нут практиковался на Гнолах
Несмотря на рекламные объявления конкурирующих фирм, вероятно, каждый торговец знает, что никто в деловом мире в настоящее время не занимает положения, сопоставимого с положением м-ра Нута. За пределами магического круга бизнеса его имя едва известно; ему нет нужды в рекламе, он уже состоялся. Он побеждает даже при нынешней конкуренции, и, независимо от своего хвастовства, его конкуренты знают об этом. Его условия умеренны: сколько наличных денег при поставке товара, столько же и шантажа впоследствии. Он учитывает ваши удобства. Его навыки можно обозначить; я видел тени ветреной ночью, перемещавшиеся более шумно, чем Нут, ибо Нут грабитель по договору. Люди, как известно, частенько оказывались в загородных домах и посылали потом за дилером, чтобы заключить договор насчет раритета, который они там увидели - о какой-нибудь мебели или о какой-нибудь картине. Это - дурной вкус: те, чья культура более высока, неизменно посылают за Нутом через ночь или две после визита. Он уходит с гобеленом; Вы едва заметите, что грани были обрезаны. И часто, когда я вижу чей-то огромный новый дом, полный старой мебели и портретов разных эпох, я говорю сам себе: "Эти разлагающиеся кресла, эти портреты предков в полный рост и резное красное дерево добыты несравненным Нутом". Можно возразить против использования слова "несравненный", которое в делах воровства применяется к первейшему и единственному в своем роде Слиту, и об этом мне прекрасно известно. Но Слит - классик, он жил давно и ничего не знал о нынешнем духе конкуренции; кроме того, сама удивительная история его гибели, возможно, придала Слиту очарование, несколько преувеличивающее в наших глазах его бесспорные достоинства.
Не подумайте, что я друг Нута; напротив, мои убеждения находятся в полном согласии с теорией Собственности; и ему не нужны мои слова, поскольку его положение почти уникально в деле, которое остается среди тех немногих, что не требуют рекламы.
В то время, когда моя история начинается, Нут жил в просторном доме на Белгрейв-сквер: неким невообразимым способом он подружился с домохозяйкой. Место подходило Нуту, и, всякий раз, когда прибывал посетитель, чтобы осмотреть дом перед покупкой, хозяйка обыкновенно расхваливала здание теми самыми словами, которые предложил Нут. "Если бы не водостоки", говорила она, "это был бы самый прекрасный дом в Лондоне", и когда визитеры реагировали на это замечание и спрашивали о водостоках, она отвечала, что водостоки также были хороши, но не столь хороши, как дом. Они не видели Нута, когда проходили по комнатам, но Нут был там.
Сюда однажды весенним утром в опрятном черном платье пришла старуха, шляпа которой была окаймлена красным, и спросила м-ра Нута; и с ней явился ее большой и неуклюжий сын. Госпожа Эггинс, домовладелица, оглядела улицу, а затем впустила их и оставила подождать в гостиной среди мебели, укрытой простынями. Они ждали довольно долго, и затем разнесся запах трубочного табака, и явился Нут, стоявший очень близко к ним.
"Боже", сказал старуха, шляпа которой была окаймлена красным, "Вы заставили меня..." А затем она увидела в его глазах, что не так следовало разговаривать с м-ром Нутом.
Наконец Нут заговорил, и очень нервно старуха объяснила, что ее сын был подающий надежды парень, и был уже в деле, но хотел бы усовершенствоваться, и она хочет, чтобы м-р Нут научил его искусству выживать.