Он, должно быть, стоял там более ста лет, когда в один день священники вошли с другим идолом в храм Чу-бу и поставили его на пьедестале возле Чу-бу и воспели: "Здесь также Шимиш". И все люди возрадовались и вскричали: "Здесь также Шимиш". Шимиш был явно современный идол, и хотя древесина была запятнана темно-красной краской, можно было заметить, что его только что вырезали. И мед подносили Шимишу, так же как и Чу-бу, и кукурузу, и жир. Ярость Чу-бу не знала никаких пределов: он разъярился той же ночью, и на следующий день он был все еще разъярен. Ситуация требовала немедленных чудес. Опустошить город мором и уничтожить всех своих священников едва ли было в пределах его власти, поэтому он мудро сконцентрировал свои божественные силы, достаточные для управления небольшим землетрясением. "Таким образом", мыслил Чу-бу, "я подтвержу свой статус единственного бога, и люди плюнут на Шимиша".
Чу-бу возжелал и возжелал снова и никакого землетрясения не случилось, когда внезапно он узнал, что ненавистный Шимиш осмелился также попытаться сотворить чудо. Он прекратил заниматься землетрясением и прислушался, или скажем так, причувствовался, к тому, о чем думал Шимиш; ибо боги узнают, что проходит в сознании, посредством чувства, отличного от наших пяти. Шимиш тоже пытался устроить землетрясение.
Мотивом нового бога было, вероятнее всего, самоутверждение. Я сомневаюсь, понял ли Чу-бу этот мотив и волновал ли его мотив; было достаточно для идола, уже пылавшего злобой, что его отвратительный конкурент оказался на грани чуда. Вся мощь Чу-бу сразу обратилась вспять и установила прочный заслон против землетрясения, даже самого маленького. Так обстояли дела в храме Чу-бу в течение некоторого времени, и никакого землетрясения не происходило.
Быть богом и потерпеть неудачу в чудесах - ужасное ощущение; как если бы человек чихнул, не чувствуя к тому никакой предрасположенности; как если бы нужно было плавать в тяжелых ботинках или вспомнить имя, которое намертво забыто: все это испытывал Шимиш.
И в вторник священники вошли, и народ, и они поклонялись Чу-бу и предложили дары ему, говоря: "O Чу-бу, который создал все", и затем священники пели: "и есть также Шимиш"; и Чу-бу испытал жгучий стыд и не говорил в течение трех дней.
Были в храме Чу-бу и святые птицы, и когда третий день настал и настала ночь, случилось, как показалось Чу-бу, что появилась грязь на голове Шимиша.
И Чу-бу сказал Шимишу, как говорят боги, не шевеля губами и не нарушая тишины: "Грязь на твоей голове, О Шимиш". Всю ночь напролет он бормотал снова и снова: "Грязь на голове Шимиша". И когда настал рассвет и вдали зазвучали голоса, Чу-бу возликовал при пробуждении Земли, и выкрикивал, пока солнце не достигло зенита: "Грязь, грязь, грязь, на голове Шимиша", и в полдень он сказал: "Так Шимиш бог". Таким образом Шимиш был посрамлен.
И во вторник кто-то пришел и вымыл его голову розовой водой, и ему поклонялись снова, когда пели: "Есть также Шимиш". И все же победа осталась за Чу-бу, поскольку он сказал: "Голова Шимиша была грязна" и снова: "Его голова была грязна, этого достаточно". И вот однажды вечером грязь оказалась и на голове Чу-бу, и это было подстроено Шимишем. С богами дела обстоят не так, как с людьми. Мы - сердимся на других и забываем о нашем гневе снова, но гнев богов остается. Чу-бу помнил, и Шимиш не забывал. Они говорили, как мы не говорим, все так же в полной тишине, слушали друг друга, и были их мысли непохожи на наши. Мы не должны судить их по человеческим стандартам. Всю ночь напролет они говорили и всю ночь звучали только эти слова: "Грязный Чу-бу", "Грязный Шимиш". "Грязный Чу-бу", "Грязный Шимиш" - всю ночь. Их гнев не угасал на рассвете, и ни один не уставал от своих обвинений. И постепенно Чу-бу начал понимать, что он не более чем равен Шимишу. Все боги ревнивы, но это равенство с выскочкой Шимишем, вещью из окрашенной древесины на сотню лет новее Чу-бу, и это поклонение, возданное Шимишу в собственном храме Чу-бу, были особенно ужасны. Чу-бу был ревнив даже для бога; и когда вторник настал снова, третий день поклонения Шимишу, Чу-бу не мог этого больше вынести. Он почувствовал, что его гнев должен быть явлен любой ценой, и он возвратился со всей страстностью своей воли к достижению небольшого землетрясения. Служители только что ушли из храма, когда Чу-бу направил всю свою волю на достижение этого чуда. Время от времени его размышления прерывались этим теперь знакомым тезисом: "Грязный Чу-бу", но Чу-бу жестко направлял свою волю, даже не отвлекаясь на то, что он собирался сказать и уже сказал девять сот раз, и наконец даже эти помехи прекратились.
Они прекратились, потому что Шимиш возвратился к проекту, от которого он никогда окончательно не отказывался, желая самоутвердиться и возвеличиться перед Чу-бу, совершив чудо, и в вулканической области он избрал небольшое землетрясение как чудо, которое легче всего выполнить маленькому богу.
Землетрясение, к которому стремятся два бога, имеет вдвое больше шансов свершиться, чем то, которого желал бы один, и неисчислимо больше шансов, чем в том случае, когда два бога тянут в разные стороны; как, если взять в пример древних великих богов, в том случае, когда солнце и луна действуют в одном направлении, мы имеем самые большие приливы.
Чу-бу ничего не знал о теории приливов и был слишком занят своим чудом, чтобы заметить, что делал Шимиш. И внезапно чудо свершилось.
Это было очень незначительное землетрясение, ибо имеются другие боги, кроме Чу-бу или даже Шимиша, и оно было совсем слабым, как пожелали боги, но оно ослабило некоторые монолиты в колоннаде, которая поддерживала одну сторону храма, и целая стена рухнула, и низкие хижины людей того города были поколеблены немного и некоторые из их дверей были забиты так, что они не открывались; этого было достаточно, и на мгновение казалось, что это все; ни Чу-бу, ни Шимиш не приказывали большего, но они привели в движение древний закон, древнее чем Чу-бу, закон гравитации, которым эта колоннада удерживалась в течение сотни лет, и храм Чу-бу содрогнулся и затем замер, содрогнулся вновь и низвергся на головы Чу-бу и Шимиша.