Орион больше не наносил ударов мечом, ибо между ним и горлом единорога вдруг оказалось слишком много собачьих тел. Потом из глотки зверя вырвались громкие и страшные стоны, не похожие ни на какие звуки, когда-либо оглашавшие собой поля, которые мы знаем. Внезапно они оборвались, и в наступившей тишине было слышно лишь низкое утробное рычание, что издавали гончие, барахтаясь и скользя в крови сказочного зверя.
ГЛАВА XX
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ
С кнутом в руке Орион шагнул в самую гущу возбужденной своры и, раскрутив ремень так, что он образовал неровный шелестящий круг, отогнал гончих от мертвого зверя; в другой же руке Орион держал меч, которым он отсек голову единорога, предварительно содрав с белоснежной шеи кожу, так что она составляла с головой одно целое. И все это время гончие волновались и лаяли, и время от времени то одна, то другая собака норовила броситься на остывающее тело, если ей казалось, что она может избежать удара кнутом. Прошло довольно много времени, прежде чем Орион завладел своими трофеями, потому что кнутом ему приходилось работать едва ли не больше, чем мечом. Но вот он сделал ременную петлю и закинул отрезанную голову за спину так, что рог единорога торчал над его левым плечом, а испачканная в крови шкура свисала с правого. И, пристраивая трофеи поудобнее, Орион позволил псам попробовать крови убитого зверя; потом отозвал их и, протрубив в рог, повернул в сторону Эрла, и свора послушно пошла за ним. И тогда из-за кустов осторожно выбрались две лисицы, которым тоже не терпелось попробовать волшебной крови, ибо именно этого они дожидались так долго.
Пока единорог взбирался на свою последнюю гору, Орион чувствовал такую усталость, что ему казалось — еще немного, и он не сможет идти дальше; теперь же, когда за плечами его висела тяжелая голова зверя, всю усталость как рукой сняло, и Орион шагал с легкостью, которую обычно ощущал только по утрам — и все потому, что это был первый добытый им единорог. И псы его тоже выглядели свежими и бодрыми, словно кровь, которую они лакали, обладала какой-то волшебной силой, так что домой гончие возвращались оживленной, беспорядочной толпой, то бросаясь играть, то забегая вперед, словно их только что выпустили из вольеры.
Так шел Орион через ночные холмы, пока не показалась перед ним долина Эрл, над которой висело облако дыма из труб, и сквозь него проглядывал единственный поздний огонек в одной из башен замка. Спустившись в долину знакомыми тропами, Орион первым делом загнал гончих в вольеры, а потом — незадолго до того, как рассвет коснулся вершин холмов, затрубил в рог перед задними воротами замка. И престарелый стражник, отворивший дверь Ориону, первым из людей увидел торчащий над плечом лорда Эрла острый и прямой рог единорога.
Это был тот самый рог, который много лет спустя был подарен Папой Римским королю Франциску. Именно о нем упоминает в своих мемуарах Бенвенуто Челлини, когда рассказывает о том, как Папа Климент послал за ним и неким Тоббиа и приказал представить ему на рассмотрение проект достойной оправы для рога единорога — лучшего из всех, когда-либо виденных.{30} Представьте же себе восторг Ориона, добывшего рог, который даже поколения спустя восхищал людей настолько, что его сочли «лучшим из когда-либо виденных»! Случилось же это не где-нибудь, а в Риме — в городе, весьма искушенном по части разного рода сокровищ. Как видно, Папа Римский имел в своем распоряжении сразу несколько подобных вещиц, если сумел выбрать для подарка «лучший из когда-либо виденных» рог. Ну а в более простые времена, к которым относится мое повествование, рог единорога был и вовсе непревзойденной редкостью, ибо эти твари все еще почитались сказочными.
В конце концов, контракт на изготовление оправы достался Тоббиа, и примерно в 1530 году украшенный золотом рог был торжественно преподнесен королю Франциску.
Я нарочно привел точную дату, потому что среди читателей всегда найдутся такие, кому становится безразлична фабула, если она то там, то сям не подкрепляется историческими ссылками, и кого даже в истории привлекает не философия, а факты. И если кто-нибудь из таких читателей сумел проследить историю Ориона вплоть до этой страницы, он, без сомнения, успел изголодаться по точным датам или достоверным историческим фактам. Специально для таких читателей я и привожу эту дату — 1530 год. И я намеренно упомянул об этом щедром даре, — об этом историческом факте, приведенном в воспоминаниях Бенвенуто Челлини, — именно здесь, потому что, наткнувшись на упоминание о единорогах, такой читатель мог бы решить, будто мое повествование все больше отклоняется от исторической правды; не имея же в качестве утешения ни одной точной даты, мой читатель мог бы почувствовать себя ужасно одиноким. Что касается того, как и почему рог единорога покинул замок Эрл, в чьих руках он побывал, прежде чем в конце концов попал в Рим, то рассказ об этом может составить еще одну книгу.